– Владим Владимыч! Благодетель наш! Гони ты эту сволоту взашей, чтоб духу его здесь не было! Глянь! Глянь, это же Антихрист! Да что тут говорить, это же он церковь священномученика Ермолая на Козихинском спалил! Доколе же мы будем терпеть унижения от всякого отребья?! – и Моня зарыдал, уткнувшись в подол длиннополой рясы.
Сцена была достойна пера Уильяма Шекспира. Булгаков уже готов был аплодировать, но Платов торопливо встал, подошёл к Моне и не без труда поднял его массивное тело с колен, приговаривая:
– Ну будет тебе, не принимай так близко к сердцу. Выпей нарзану, тогда сразу полегчает, – затем подвёл заплаканного Моню к столу и потянулся к кока-коле, поскольку нарзана на столе не оказалось.
Однако Моня его опередил. Схватив бутылку коньяка, он опрокинул её в фужер, и не успел отреагировать на это действо Платов, как Моня залпом выпил. Затем секунду помолчал, удовлетворённо крякнул и завопил:
– Слышу! Слышу! Благодать по телу разливается…
Платов оторопел. Только и смог сказать:
– Моня, ты хоть не позорь меня перед писателем…
Но того уже нельзя было остановить:
– От них всё зло, от этих самых писак! Льва Толстого от церкви отлучили, так они теперь из всех щелей, как тараканы, повылазили. Ентот и вовсе, Христа в своём романе юродивым изобразил…
«Ну, не совсем так. Однако только блаженный или лицемер мог утверждать, что доброта способна победить зло без использования силы». Но вслух Булгаков ничего так и не сказал, предоставив солировать этому пройдохе.
– Отец родной! – тем временем кричал Моня. – Сил моих больше нет! Под нож бы всю эту писанину! Ну а писак в теплушки запихнуть, и прямиком на Колыму!
– Филимон, ты у меня договоришься! – пригрозил Платов. – Это же тянет на статью!
– Ан нет! – возразил служитель культа. – Я теперь не под вашей юрисдикцией…
– Вот ты как заговорил! – вскричал Платов и дважды хлопнул в ладоши.
Тут же вбежали секретарь с тёткой и уволокли подвыпившего Моню с глаз долой.
– Вот интересно, прежде ни капли в рот не брал, а тут… Так бывает, когда теряешь связь со своим народом, – философски заметил Платов. – Стоило только покинуть родину… Нет, не хочу больше об этом говорить, – и, помолчав немного, предложил: – А не перейти ли нам в кабинет? Вы что предпочитаете, чай или кофе?
– Зелёный чай, если позволите.