.
Обе пары пили кофе, курили и сплетничали за маленьким кухонным столом. «Мы говорили обо всем. Кто над чем работает, какие выставки прошли хорошо, а какие плохо, какие картины “работают”, а какие нет и почему, каким отзывам и рецензентам стоит доверять, а какие ни черта не стоят, кто что продал, за сколько и кому, кто о ком что сказал, кого из художников оттрахал арт-дилер в переносном смысле и кто с кем трахается в смысле прямом, – вспоминала Дженни. – В доме, где рулила Ли, какой бы обыденной ни была обстановка, всегда чувствовалась надвигающаяся драма, которую нужно было обсосать и обсудить. Ли была истинным мастером в деле разжигания пламени несправедливости»[40].
Дженни употребляет местоимение «мы», но говорили в основном Ли и Клем. Сама Дженни, как правило, помалкивала, пока эти двое «в течение нескольких часов перебрасывались мячом друг с другом»[41]. Джексон же, казалось, был всецело занят своими мыслями. Облокотившись о спинку жесткого кухонного стула, он разглядывал то свою кофейную чашку, то часы, дожидаясь момента, когда наконец можно будет перейти с кофеина на алкоголь[42]. «Это было такое напряжение, такая отчаянная настороженность, – рассказывала Дженни. – Законченный алкоголик, потерпевший фиаско, весь в себе… Словно тигр в клетке зоопарка, вечно в центре всеобщего внимания, из-за чего комната казалась слишком маленькой и тесной»[43].
Впрочем, Ли так долго жила по «распорядку» Джексона, что следила за часами не менее напряженно, чем он. В полдень Джексон мог принять «лекарство» – первую порцию алкоголя за день, и жена пунктуально предоставляла ему необходимое. «Она всегда называет Джексона Поллоком, – рассказывала Дженни, – где бы он ни находился, за одним столом с ней или на Луне»[44].
А еще Ли часто говорила о муже так, будто его нет рядом. Во время визитов коллекционеров, если Джексон закатывал сцену, она советовала игнорировать его: дескать, он скоро свалится, и они смогут спокойно насладиться вечером[45]. Ли давно перестала извиняться перед людьми за супруга. Она вышла из предыдущего ужасного года намного более сильной; теперь у нее было то, что Дженни назвала «высокомерием типа “да пошли вы все”… Ли – это дробовик, заряженный черно-белым мнением, и всё это четко проявляется в ее неподражаемом ворчании а-ля жительница Нью-Йорка»