– Не знаю.
Я скривился. Холод дополз до локтя. Выше рука осталась обычной, теплой. Ниже кожа приобрела мерзкий синюшный оттенок. В затылке родилась саднящая боль. В руке зашевелилось что-то чужое, чего раньше не было. У самой кости.
– Вот дерьмо! – повторил я. – Вам придется извинить меня.
С этими словами я выскочил из ложи и побежал искать туалет. При нем дежурил слуга в приличном красном дублете, сунувший мне политое духами полотенце. Я взял его, забился в кабину и закрылся, присел на скамью – а в руке зашевелилось страшное, острое. Я обнажил кожу и как можно выше закатал рукав. Черт возьми, отличная была рубашка.
Ну, по крайней мере, холод смягчит жуткую боль.
До некоторой степени я оказался прав. Болело сильно, но по-другому. Обычно рука горит огнем, кожа размягчается, и птице легче продраться наружу. Теперь кожа оставалась холодной, твердой, птица лезла долго и мучительно. Казалось, она сама вот-вот бросит дурацкую затею. Из раны необычно медленно текла холодная кровь. Она не должна так течь у живого человека, уж поверьте. Кровотечений я навидался.
Тварь проткнула клювом кожу, полезла наружу, а я понял, что с этим посланцем Вороньей лапы что-то не так.
Обычно они выдирались со свирепой радостью, и, довольные, каркали приказ. Этот выглядел маленьким и квелым и не мог просунуть в дырку крылья. Я ухватил птицу, вскрикнул, вытащил наружу. Тварь вылезла из раны с мокрым чавкающим звуком.
– Сэр, с вами все в порядке? – крикнул встревоженный слуга.
– В порядке, – тут же отозвался я, хотя в мозгу искрило от боли, и я едва мог вдохнуть. – Отвяжись и дай мне спокойно облегчиться!
– Хорошо, сэр, – с сомнением выговорил слуга.
Я посмотрел на присланную птицу. Калека. Одна лапа ссохлась, не хватает половины перьев, глаз застлан молочной пленкой. Кривая сухоногая тварь. Она сверкала, будто покрытая инеем, перья намертво смерзлись. Ворон открыл клюв, но вместо послания оттуда вырвались только шипение и треск, будто кинули в огонь пригоршню сосновых игл, и они сейчас стреляют и корчатся.
– ГАЛХЭРРОУ, – выдавил ворон. – …КОРОЛИ ПЫТАЮТСЯ… ОКЕАНСКОГО ДЕМОНА… УПРАВЯТСЯ…
Накатила волна треска, здоровый глаз закрутился в глазнице, будто мозг поехал на карусели.
– ЗАХВАТИЛИ… МОЮ КЛАДОВУЮ…
Снова ничего не слышно из-за помех. Наконец, помехи отхлынули, и раздосадованный голос прорычал: