.
Так упомянутый господин Пикеринг отправился в дом мамаши Сэмуэл, чтобы увидеться с ней и убедить ее, что если она стала причиной детского беспокойства, то могла бы все исправить. В том доме он застал вышеупомянутых господина Виттла, мисс Эндли и других, которые уговаривали старуху посетить детей, но та очень громко и резко отказалась. Тогда упомянутый господин Пикеринг сказал мамаше Сэмуэл, что ему поручено доставить ее, и если она не пойдет с ним по собственной воле, то он заставит и принудит ее, хочет она того или нет. Так он и поступил, прихватив еще ее дочь Агнес Сэмуэл и некую Сесилию Бёрдер, которых также подозревали в колдовстве или, по крайней мере, в сговоре с мамашей Сэмуэл.
Когда они следовали к упомянутому дому господина Трокмортона, господин Виттл, госпожа Эндли и остальные шли впереди, перед мамашей Сэмуэл, Агнес Сэмуэл и упомянутой Сесилией Бёрдер, а господин Пикеринг за ними.
Упомянутый господин Пикеринг подозревал, что старая мамаша Сэмуэл захочет переговорить со своей дочерью Агнес, но он следовал за ними так близко, что перемолвиться они не могли. Когда подошли к дверям дома господина Трокмортона, мамаша Сэмуэл вежливо предложила господину Пикерингу пройти первым, но тот отказался. Она хотела при входе в дом (или потом, или около того) улучить момент для разговора с дочерью. Мамаша Сэмуэл склонила голову как можно ближе к голове дочери и сказала следующие слова: «Я заклинаю тебя, не признавайся ни в чем». Поскольку господин Пикеринг, находясь за ними, ожидал этого, то при произнесении слов вытянул голову так, что все слышал, и немедленно сказал старой мамаше Сэмуэл: «Греховная бабенка! Ты приказала дочери ни в чем не признаваться?!» «Нет! Не так! – ответила та. – Я поручила ей поторопиться домой готовить ужин отцу».
Пока они пререкались, господин Виттл, мисс Эндли и другие вошли в дом. Трое из сестер были тогда в холле у очага и в отличном самочувствии, но только в холл вошла мамаша Сэмуэл, они тут же упали на пол в престранных муках, так что если бы им позволили лежать дольше, они прыгали бы и скакали, подобно только выловленным щурятам. Будто у акробатов, их животы вздымались, когда головы и пятки еще касались земли. Руки выбрасывались в стороны, когда головы с пятками продолжали тянуться далее и смыкались. Происходящее сопровождалось очень странными громкими стонами к великому горю присутствующих.