А ведь случилось же… И невинную, в общем, человеческую личность с лица земли устранил, да еще при этом заодно и великому научному изобретению к хода не дал. Дважды, стало быть, Сан Саныч Ходиков преступил – как просто человек, и как Патентного Ведомства служитель.
За неделю до убийственного этого факта, в субботу семнадцатого августа, Сан Саныч с женой и внучкой Олечкой еще как ни в чём не бывало у себя на даче отдыхал. В посёлке Водопьяново, что в семидесяти километрах от Москвы, по Савёловской дороге. Запах лично, своими же руками унавоженной русской земли и лохматых турецких гвоздик ноздрями щупал. Широтой и сочным простором нестоличного воздуха допьяну пленялся. А заодно уж и видом на кротко в небе лежащие облачка, на ничейные кусты и злаки – уже тут, на родной земле, рядом. На пока лишь чуть-чуть пергидролью тронутую рощу за местным дурдомом вдали любовался. И на, вроде как, лично для него, неугомонного купальщика и любителя любых вольных водных процедур, – безвестными узниками на славу отстроенный канал.
Хорошая была в тот день суббота. Сан Саныч картошку копал. Редиску за волосья дергал, салат щипал. Потом вот лавровишневую вокруг участка изгородь секатором подравнивать начал. Благополучную свою личную свою жизнь от соседей почётче отгораживая. Кузнечики стрекотали, звону в Сан Саныча ушах весело вторя. И пот змеился по его, от сидячих трудов застоявшимся позвонкам. Как ручеек по горным камням юлил, искрился, прыгал, в ущелье между притомившимися за рабочую неделю ягодицами нырял и там еще и щекотался. Приятный, необязательный пот дачника.
А потом, как спала жара, и на поселок их, наконец, вечерком-ветерком подуло, сунула жена его Дуся внучке Олечке в руки лейку.
– Пойди-ка, детка, дедушке полей, – весело так, как всегда, с доброй душой сказала, – Ручки пусть себе помоет, спинку, подмышки. Проследи, чтоб как следует. И кушать его, давай, зови.
Пока внучка поливала ему и с детской строгостью следила, чтобы он всё как следует, не халтуря, себе вымыл, Сан Саныч смотрел на блестящие ее, ярко-розовые, будто резиновые пальчики в заляпанных земляными каплями пластиковых сандаликах модного детского цвета «мальвина» и думал, что он – человек донельзя счастливый.
– Подмышки! Подмышки, деда, не забудь! – все покрикивала она на него, строгая такая, сознательная козявка, – А то смотри, не дам тебе мой суп за меня доесть…