Честь пленить его Петр Голицын предоставил опальному командиру эскадрона. Князь не рвался к чинам, они сами шли к нему, поэтому в свои неполные тридцать лет он догнал уже Рубанова.
Полковник выстрелил в приблизившегося к нему русского, но пуля лишь пробила навылет кивер, не задев гусара. Тогда, держа саблю в правой руке, а знамя, подхваченное у убитого знаменосца, – в левой, француз бесстрашно ринулся на врага. Рубанов восхитился этим невысоким и, по-видимому, совсем даже не сильным, но таким храбрым человеком, бесстрашно идущим на верную гибель. Спрыгнув с коня, чтобы быть на равных, он улыбнулся французу.
Бой был недолгим. Излюбленным своим приемом, основанным на крепости запястья, Рубанов резким движением выбил саблю из рук неприятеля, а свою приставил к его горлу. Он не хотел убивать человека, к которому почувствовал уважение, хотя это и был враг, но не удержался от щегольства и, рисуясь перед вражеским полковником и своими гусарами, обтер неприятельским знаменем окровавленную саблю. Победа была полной и безоговорочной.
«Благодаря храбрости и умению гусары наголову разбили противника, пленив полковника и захватив знамя полка, – писал в депеше на имя Кутузова гусарский полковник, – особенно отличился командир первого эскадрона, ротмистр Рубанов, – отметил он, – прошу представить оного командира к награде».
А «оный командир», обняв левой рукой своего друга, князя Голицына, а правой – плененного врага, пил русскую, из чистой пшенички, водку и делал комплименты французу. Лесть была здесь не причем, оба солдаты, они понимали, кто чего стоит, а храбрость уважается любым честным человеком, независимо в какой армии он служит.
Француз лихо пил водку, чем опять вызвал уважение гусаров.
– Молодец! – хвалил его Рубанов и подливал в серебряную стопку. – Пейте, полковник, один раз живем и все под Богом ходим…
Говорили, естественно, на французском.
– Анри Лефевр, – представился француз, переодетый в новую гусарскую форму: его мундир был изорван и забрызган кровью.
– Давайте, Анри, выпьем за погибших, неважно, кто они… – поднимал стакан с водкой Голицын.
– Военная фортуна переменчива, – утешал себя француз, – и вы, и мы сражаемся на чужой земле, но за свою Родину… Выпьем за Родину – за теплую и ласковую Францию! – кричал опьяневший полковник.