Смоляные светильники вокруг сцены разом погасли. В бледном лунном свете обозначился силуэт покачивающегося на мелких волнах парусника. Все на миг стихло, пока вновь ожившие гонги не взорвали тишину.
На сцену выскочила обнаженная по пояс девушка. Она, изгибаясь и раскачиваясь, словно огненными веерами, обмахивалась четырьмя факелами, в колеблющемся свете которых блестели её плечи и маленькие крепкие груди.
– Сестра Найя, – представил артистку Семе. – Вы её видеть на мой дом.
Танцовщица поочередно подбрасывала вверх факелы и, жонглируя ими, кружилась, подпрыгивала и извивалась на помосте. Её тело было настолько гибким, что казалось, будто танцует не женщина, а огненная змея. И в этот танец, исполняемый туземкой, органично вплетались балетные элементы.
– Какой пируэт! – кричал Ганюшкин, дергая Фролова за рукав. – Посмотри, как она держит ножку! Чистая балерина, только пуантов не хватает. Откуда это у нее?!
– Найя учился в Лондон… Ковент-Гарден… на балерина, – пояснил Семе.
– Лондонская королевская балетная школа Ковент-Гарден? – Глаза у Ганюшкина полезли на лоб. – Как же из этой глуши она туда попала?!
– Папа посылать, – пояснил вождь.
Глухой и тяжелый стук барабанов перебил разговор.
– Таби-Таби! Таби-Таби! – Подхватила их ритм охваченная экстазом толпа. Курсанты на палубе парусника, на котором были погашены все огни, хлопая в ладоши, стали вместе с толпой скандировать название острова.
Картина была фантастическая: лунный диск над скалистой горной вершиной, яркие крупные звезды по тёмному бархату неба, лохматые, обвешанные амулетами барабанщики, отрубленная бычья голова на позеленевшем от времени бронзовом блюде и эта первобытная танцовщица, осваивавшая азы балетного искусства в Лондоне.
Прожектора, вспыхнувшие на паруснике, ярко осветили площадь.
– Время отчаливать, – сказал Иван Васильевич, взглянув на часы.
Гости поочередно обнялись с Семе. Тот поднял руки. Барабаны загремели быстрой тревожной дробью. Толпа расступилась, образовав узкий проход. Носильщики подняли блюдо с бычьей головой и мягкими кошачьими движениями – два шага вперед, один назад – сошли с помоста и растворились в темноте. Туземцы стали расходиться, унося опустошенные кувшины.
Когда «Исток», блистая огнями, отходил от Таби-Таби, над тремя из пятнадцати вертолетов, выстроившихся на палубе авианосца «Джордж Вашингтон», медленно провернулись винты и стали набирать обороты. Дюралевые скамьи вдоль бортов винтокрылых машин, на которых, нахохлившись, сидели морские пехотинцы, задрожали.