Она до такой степени уверовала в то, что Никки – ее судьба, и они обязаны рано или поздно пожениться, что, когда он начал рассказывать о своей девушке из США, Афину словно оглушило. По телу пробежал озноб, ей стало не хватать воздуха, и только невнимательность Никки к чему-либо происходящему в тот момент, когда он был занят рассказом, спасло ее от откровенного фиаско. Вечером после встречи она плакала так, что лопнули сосуды на лице, и щеки покрылись сеткой красных кривых линий.
Через пару дней начиналась сессия, Афина пропустила первые два экзамена, а к третьему кое-как приползла и с треском провалила. После этого ей не светило ничего, кроме отчисления. Никки не знал, что с ней происходит, они учились в разных группах, и обычно она писала ему. Прошел почти месяц – Афина, трясущимися руками набрав номер тети, с рождения живущей в Греции, попросила ее приютить у себя на пару недель, но потом, не выдержав, скатилась в рев, и рассказала практически все. Тетя, которая до безумия любила своего младшего брата – отца Афины, умершего через три года после ее рождения, была готова сделать все ради своей не менее обожаемой племянницы. Афина приезжает на Родос, ей находят работу, с матерью тетя договорится – на том и порешили.
Афина долго ходила по квартире, решая, прощаться с Никки или нет – в итоге написала ему предложение встретиться в тот же день вечером; следующим утром она должна была быть в аэропорту. Никки иногда уходил в своеобразный транс, будучи занятым в театре или читая новости о своих кумирах в сети – и ответ от него она увидела, уже сидя в самолете. «Давай через пару дней, а освобожусь, возможно, но обещать не буду,» – прочитав это, впервые Афину охватил не сакральный трепет от ощущения его присутствия рядом, а гнев, сменившийся усталостью и равнодушием. Последующие часы в самолете она не могла думать ни о чем, кроме того, взять ли ей курицу или рыбу на обед и утром она будет ходить плавать или вечером.