Три дня из жизни Филиппа Араба, императора Рима. День первый. Настоящее - страница 20

Шрифт
Интервал


, а во-вторых, даже под туникой и тогой пурпуроносной вип-персоны должна была обязательно быть пододета защитная металлическая оболочка. Мощный каркас. Панцирь, латы или кольчужка. Бронь, одним словом. Доспех.

Железо или сталь под одеждой – вот она, гарантия долгой и счастливой жизни для всякого авторитарного или тиранического правителя.

Стражи императорского тела плотным кружком следовали подле своего властителя, словно слепцы за поводырём или как железные опилки за магнитом. Куда иголка – туда нитка, вернее, их клубок. Тоже своего рода образ. Пусть и банальный.

«Чего-то на фасаде здания не хватает, – зашуршало в голове императора. – Ну, точно: недостаёт мрамора! Надо облицевать всю курию лучшим арабским мрамором… или италийским?.. да-да, лучше италийским, он нынче в моде, в тренде и в мейнстриме даже в песках моей Аравии! Да, точно, пусть мрамор будет италийским, ведь у меня на родине его не добывают! Облицевать курию! Непременно завтра же этим делом и займусь. Организую! А не то кто-нибудь из будущих императоров умыкнёт мою авторскую затею… эээ… идею! Надо поторопиться, пока никто не догадался… до этого додуматься».

В курии приятно пахло… чем?.. Филипп никак не мог отыскать в памяти определение запаха, а потому порешил, что это… ладан или мирра. В крайнем случае – фимиам или… елей. В ещё более крайнем – аромат бахура и абсурда.

Правящий класс тоже у ног Филиппа Араба

«С далёких, далёких времён

Сохранилась престарая эта плотина.

Много лет ей минуло,

И берег пруда

Сплошь покрылся густою болотною тиной…»

Ямабэ Акахито


С царским достоинством вышагивая по пёстрой мраморной напольной плитке, изузоренной парой-тройкой повторяющихся орнаментов, Филипп через живой коридор (многим хоть одним глазком хотелось первыми взглянуть на нового государя, а ещё лучше до него дотронуться) следовал в конец зала – туда, где возвышалось изваяние Богини победы. Император шёл меж рядов и видел как юные пышущие здоровьем, так и дряблые морщинистые лбы, щёки и подбородки.

По выражению лица самого владыки Рима трудно было догадаться, весел он был, печален, равнодушен ко всему или зол. Филипп напустил на себя нарочито каменный вид и выражение.

Круг телохранителей, доказывая собственную необходимость, значимость и незаменимость для императорского туловища, извивался вокруг своего властителя, как только мог, иногда принимая форму то эллипса, то овалов Кассини, то овалов Декарта (да-да, ни Кассини, ни Декарта природа-мать ещё не породила, а их овалы правили уже если не миром, то целым разделом математики), а то и других геометрических фигур.