– Компромисс – это вроде как обоюдно приемлемая договоренность. Ты к ней сходи, обрисуй ситуацию. Так, мол, и сяк, красавица, получится, что богатырь твой не подвиг совершит, а поспособствует суициду.
– Чаму-чаму?
– Ну, суициду, самоубийству, так сказать. А это уже не подвиг, а игра в поддавки с летальным исходом. Смертельным, так сказать.
– Баюн дело говорит, – встрял Африкан, – иногда простейшие методы самые эффективные.
Баба-Яга в задумчивости подула на чай, налитый в блюдце, со смачным хрустом разгрызла кусок колотого сахара и запила его.
– Хороший у тебя сегодня чай, хозяйка. – проугукала сова.
– Да, индийский. Третьего дня прислала ихняя богиня зла Кали. Я ей кое в чем подмогла.
– Ну так что насчет задумки Баюна? – вернул разговор в рабочее русло Африкан.
– Не будет она меня слушать. Да и не поверит. Мы с ней по разные стороны плетня.
– А я бы попробовал, – прогагакал гусь, – попытка, так сказать, не пытка.
– Еще мысли есть? Не хочется мне в ее посад лететь. Ступе ТО делать надо. Хотя, конечно, хорошо бы новую купить, – сказала Баба-Яга, задумчиво глядя на статью «Ваша новая ступа» в журнале, который описывал тест-полеты на новейших образцах. – Да и метлу пора менять тоже. Веник-то ейный совсем ветрами повырывало.
– ТО, конечно, сделать нужно. Ну а если Кощей завтра за ней явится? – промурлыкал Баюн. – А еще хуже – сегодня?
– Типун тебе на язык! – сплюнула Яга, – Ладно. Щас слетаю… Усе, объявляю военный совет закрытым. Сбор вечером. У восемь часов.
/////////////////////////
А в доме Елизара вовсю кипела трапеза. Стол, накрытый матушкой богатыря, ломился от яств. Тут были и соленые белые грибочки, и осетровый балык, и холодец двух сортов, и яблоки моченые, и помидоры соленые, и огурчики хрусткие, и капуста квашеная, и язык отварной. О пирожках и расстегаях и говорить нечего.
Елизар задумчиво поглощал холодные и горячие закуски, а дядя Гриша искусно украшенными палочками неспешно ел суши с осетриной.
– Я вот все в толк взять не могу, Гриша, – молвила мать Елизара, – чегось ты палками-то еду берешь? Ножом да вилкой оно ж сподручнее.
– Видишь ли, Матрена Кузьминична, то, чем мы едим, демонстрирует разницу философии Востока и Запада. На Востоке еду берут, а на Западе с едой воюют.
– Это как? – недоуменно переспросила Матрена.
– Смотри, Матрена, палочки – это не более чем инструмент, чтобы брать еду. А нож и вилка суть метафора меча и трезубца, то есть оружия. И готовят в Поднебесной маленькими кусочками, чтобы то, что берешь палочками, можно было отправить в рот за один раз. А у нас готовят крупными кусками и кромсают мясо, словно воюют с ним.