Незнакомец включил аварийку, вышел под проливной дождь и хлопнул дверью. Чертыхаясь, выудил что-то из багажника и, подойдя, накинул Алисе на плечи развернутый плед, который, казалось, тут же намок и потяжелел, начав неумолимо тянуть ее к земле.
– Где живешь? Подброшу тебя до дома.
Она поколебалась, но все-таки сказала:
– Общага на Соколе. С-спасибо. – Зубы выбивали непроизвольную дробь.
Мужчина кивнул. Ему было слегка за тридцать на вид. Острые от излишней худобы, но приятные черты лица, кольцо на безымянном пальце. Алиса пригляделась: на заднем сиденье виднелось детское кресло с парой игрушек. Значит, семейный. Сжалился над бедной дурочкой, поэтому и остановился.
Остатки опасений в последний раз смутно дернулись где-то глубоко внутри, но Алиса подавила их, поспешно запрыгивая в салон и оставляя дурные предчувствия позади вместе с мерзким, кислотным дождем.
Спаситель представился Кириллом.
Он улыбался, шутил, бодро настраивая регуляторы в системе отопления, переключал музыку и мельком поглядывал на Алису. Усмехался. Дружелюбно, с сочувствующим пониманием. Совсем чуть-чуть покровительственно. Алиса зачарованно смотрела, как покачивается в мягком полумраке салона его белая и широкая, будто у Чеширского Кота, улыбка, очень контрастирующая с темным крылом волос.
Чем дольше они ехали, тем спокойнее становилось на душе. В конце концов потоки теплого воздуха прогнали дрожь и испарили влагу окончательно. Теперь нежную кожу под глазами стягивало от высохших едких слез.
Конечно, она все рассказала. Он не мог не спросить – хотя бы из вежливости, из здорового человеческого любопытства или чтобы разрушить стойкую, гнетущую тишину между двумя незнакомыми людьми. А у нее так легко полились в ответ слова, что Алиса даже не ожидала.
– С парнем поссорилась. – Она непроизвольно хлюпнула носом, тут же утерла его ладонью и дополнила вступление подробным рассказом о твердолобости и эгоистичности своих ровесников в частности и всех мужчин в общем.
– Бывает. – Кирилл понимающе усмехнулся и закурил, приспустив стекло.
А Алиса внезапно осознала: с высоты его возраста такие патетичные речи звучат глупо. Наивно. Жалко.
В приоткрытое окно ворвались ветер и шум улиц. Тут же стало холодно, голые руки покрылись гусиной кожей. Спохватившись, Кирилл выкинул сигарету и вернул стекло на место. Вновь сделалось тихо, даже камерно. И, как ни странно, уютно. Даже в неловкой тишине.