– Если бы я попросил охарактеризовать музыкой твоих родителей, ты смогла бы это сделать? – снова перебил Композитор.
Глория перестала играть и задумалась. Её посетила
странная мысль – она совершенно не помнит события, случившиеся в автобусе или рядом с ним, но прекрасно помнит каждый прожитый день в театре и за его пределами. Но почему вдруг театр, а не дом, где были мама и папа?
– Умеешь ли ты анализировать людей и выражать в музыке свою любовь, интерес и привязанность к ним? – продолжил тем временем мужчина, наблюдая за девочкой. – Скорее всего я угадаю, что маму ты любишь больше всего.
– Маму, – произнесла с непонятной интонацией Глория, затуманенно глядя на клавиши.
– Почему ты стала такой грустной?
– Вам показалось, – сухо ответила девочка, подняв глаза на камеру. – Не обращайте внимания, прошу вас.
– Хорошо, тогда ответь мне, кого из родителей ты смогла бы охарактеризовать игрой на инструменте? И главное как?
Как бы ты хотела, чтобы звучала мелодия, описывающая, к примеру, маму?
– Это довольно сложное задание. Боюсь, что я сразу не справлюсь.
– Жаль. Хотел вызвать у тебя эффект неожиданности.
Посмотреть, как сработало бы твоё воображение.
– Отца! – выпалила Глория.
– Прости…
– Я хочу сыграть мелодию, которая охарактеризовала бы моего папу Фрая!
Композитора смутило переменчивое настроение, но предпочёл никак не комментировать её выбор.
Пальцы Глории вновь легли на клавиши. С первых нот вступления Композитор узнал произведение Джорджа Гершвина «Рапсодия в блюзовых тонах»>13, которую она играла, не поднимая глаз, непринуждённо, но очень проникновенно.
– Я редко его видела, – тихо произнесла Глория. – Лишь с годами я стала понимать, как много он делает для меня и мамы. Его любовь мы чувствовали на расстоянии. Он именно тот человек, который с особым трепетом произносит твоё имя.
Она подняла глаза и добавила:
– Понимаете, о чём я?
Мелодия продолжала звучать и создала в тесном пространстве «кокона» неповторимую атмосферу, наполненную согласием и интимностью. Звучание, льющееся из-под пальцев Глории, было таинственным и ровным, словно вырисовывало недописанную картину из детства. Здесь не было места для пауз и замечаний Композитора. Ремни, обхватывающие её руки чуть выше локтей, привели к тому, что она несколько раз сбилась, но в этом Глория видела знак сглаживания шероховатостей своей игры.