Мы с Джанной одновременно обернулись. К нам приближался человек, самый обычный из всех виденных мной людей. Черты его лица говорили, что он европеец, но было в нем что-то и восточное. Одет он был в костюм-двойку серого цвета и имел такого же цвета волосы на голове и бородку на подбородке.
– Здравствуйте, Джанна! Как у вас дела?
– Всё хорошо, доктор. – Джанна пожала его протянутую руку и сразу же представила меня. – Это мистер Нариманов, близкий друг Олега.
– Прошу вас. Зовите меня просто Ратмир. – Сказал я и также пожал его руку.
– Вот и хорошо. Меня вы уже знайте. – Улыбнулся он и жестом пригласил нас следовать за ним.
Он повел нас по крайнему коридору слева, на ходу отдавая указания на арабском языке. При этом, с нами он вёл беседу исключительно на английском языке. Судя по акценту, который звучал в его английском, доктор был из Франции. Это он подтвердил сразу же, как только мы вошли в его кабинет.
– Родом я из Парижа, и приехав в Каир раз, не захотел уезжать обратно, так и остался здесь, завёл семью, устроился на работу. Моя супруга тоже работает в этой клинике. С ней я вас познакомлю позже. Если представится случай. Главное в данный момент у нас – состояние вашего друга. Я вам, Джанна, отправлял сообщение о вчерашних наблюдениях, о том, что произошло. Вы в курсе о случившемся. А вам, Ратмир, я всё расскажу сейчас. Присаживайтесь. – Доктор указал на два белых кресла с низкими спинками, сам же сел в чёрное, с высокой спинкой и положил руки на стол, заваленный бумагами и папками. Окон в его кабинете не было, из мебели только стол, три кресла и два обычных стеклянных шкафа-стеллажа. «Как-то странно для доктора, работающего в таком заведении. Хоть бы картину повесил…» – подумал я и удобно устроился в кресле.
– Есть улучшения?
– Если их так можно назвать. – Доктор явно не хотел говорить, но всё же, сказал. – Олег вчера пытался покончить с собой.
Мне стало дурно от его слов. Вот, значит, какое происшествие он упомянул. И оно имело действие вчера. Я, было, открыл рот, хотел засыпать его вопросами, но доктор Модест меня опередил:
– Всё хорошо. Он жив и здоров. Мы вовремя вмешались. – Секунду помолчав, он продолжил. – Видите ли, ещё вчера, он просто сидел или лежал, находился в полной отстраненности от окружающего мира, пребывал в полном молчании и равнодушии. Иными словами, проявлял полное отсутствие интереса к жизни. Вечером же, он активизировался, сделал из простыней верёвку и попытался повеситься. Когда медбратья вытащили его из петли, он начал отбиваться и громко кричать. И… самое чудесное – простите меня за грубость, в этом нет ничего чудесного. – Извинился он и, моргнув, добавил. – Проще выражаясь, он заговорил. Хотя с первого дня, как его привезли из центральной городской больницы, не проронил ни слова. Он был истощен, отказывался есть… в общем, не слушался и был безучастен ко всему происходящему. Но… со вчерашнего дня…