Надругался над Дашей он там же… на той же повозке, в которой Митя должен был увезти невесту подальше от зла.
Девушка даже не сопротивлялась, а только глухо выла в тряпку, которой был забит рот. Для неё минуты превратились в невыносимо длинные часы истязаний.
– Ну, всё – дело сделано. Овчинка выделки не стоит, так сказать! – смеялся он, заправляя потную рубашку в штаны. – Зачем ты мне теперь порченая? Всё, предложение снимается. Я завтра ещё и слух по деревне пущу, что ты сама ко мне пришла. Стыдоба!
Тимофей Ильич развязал обессиленную Дашу и бросил там же на обрыве у глубоко озера.
– До дома ногами доберёшься. Не по пути нам с тобой больше. Баба ты падшая! – продолжал издеваться и насмехаться Ильич.
Отвязал коня, развернул повозку и быстро отправился отдыхать.
Ночь была тёмной.
Ветер стих.
Озеро спокойно.
Даша сидела униженная на сырой земле и уже даже не выла.
Слёзы беззвучно катились по лицу, затекая в рот по распахнутым пухлым губам.
Волосы были растрёпаны.
Гудело в ушах.
Колени и локти сильно кровили от травм, забитых грязью.
Мутнело в глазах.
Скрип колёс и топот копыт Митиного коня увозили председателя всё дальше и дальше от неё.
Даша из последних сил поднялась на ватные ноги. Рядом валялись брошенные Ильичом кровавые вилы.
Даша закрыла лицо руками.
Медленно выдохнула и камнем упала вниз с обрыва.
В ту ночь она утопилась, не пережив унижения и потери.