Натка, всхлипывая, пытается как-то мне помочь.
Несчастный друг обмяк, дыхание его замедлилось – он, должно быть, потерял сознание. Мы оттащили его от вонькой лужицы. Он был бледен, как снег.
Натка подобрала очки – одно стекло было треснуто и левая дужка погнулась. Они – пустые, безглазые…
«А вдруг он умер?»
«Нет. Разве может человек вот так: взять и умереть…» Но я стал судорожно искать пульс на его запястьях.
Где-то на перекрестке скрипнули тормоза, и красно-белый рафик уставился на нас, затем сорвался с места и стал стремительно приближаться.
Врач что-то поколдовал над стариком, потом жестом подозвал санитара, и тот с шофером уложили старика на носилки.
«Жив?..»
«Был…»
Звонко хлопнула задняя дверца, словно выстрелила; машина фыркнула, выпустив облачко сизого дыма.
Улица снова была пуста; падал снег; серые дома молча смотрели на нас; и нам вдруг показалось, что ничего не было…
Этого действительно ничего не было – мы в тот вечер очень сильно опаздывали на спектакль по пьесе американца Эдварда Олби…