Действительно, литература нового времени во многом представляет собой примеры ограничения. Происходит как бы обыгрывание одного из тезисов Ницше: «Вы не должны ничего хотеть свыше своих сил» (сравните у О. Хаксли: «Люби то, что тебе предназначено») … Люди – не птицы, как, впрочем, и рай – не паноптикум отошедших душ. Для каждой вещи в мире отведено свое место, в том числе и для игрушки разумной. Нужно быть выше окружающей действительности настолько, чтобы понять всю абсурдность ссоры с этим миром, а за сим, падая с высоты, признать его таковым, каков он есть на самом деле.
В какой-то мере можно говорить об «апологии пассивности»; стоит сыграть роль агнца, довольствующегося той травой, которая есть на лугу, и не пытаться ее искать в лесу, среди волков, – и это, пожалуй, одно из условий для выживания, вполне претендующее быть достаточным условием для разумной организации бытия. В одной из своих пьес М. Метерлинк писал: «Лучше не трогаться с места!.. За стенами приюта не на что смотреть. Не будем совсем выходить из приюта. Я предпочитаю не выходить совсем…» Можно вспомнить и Г. Миллера, у которого в «Тропике рака» замечено: «Мир сжался до одного квартала, а дальше он пуст…»