К счастью, в окнах горел свет: девушки ехали наобум, не предупредив.
Постучали.
– А, привет! – сказал вышедший на крыльцо хозяин, не выразив никакого удивления, словно они расстались только вчера. – Вы откуда?
– А мы прямо из Питера. Автостопом. Представляешь? А это моя подруга Галина. Вместе учимся, на одном курсе, – затараторила Татьяна.
– Анатолий, – представился Татьянин приятель. – Ну заходите, раз автостопом…
– Знакомьтесь, вот, – сказал Анатолий присутствующим в доме гостям. – Барышни из Питера. Автостопом. Татьяна и Галина. Универсантки.
– А я думала, смолянки, – снисходительно оценивая доморощенно-хипповый наряд подруг, сказала полная девица, одетая в дорогую замшу.
Вторая, смуглая, с длинными черными волосами, вся в серебряных украшениях (болгарка, как потом узнали «смолянки»), рассеянно глянула на подруг, стряхнула пепел в блюдце и ничего не сказала.
Гостьи из Питера засмущались.
– Серж, – сказал Анатолий, – займись девушками, а я по такому случаю картошку, что ли, пожарю.
Галина посмотрела в ту сторону, куда обращался Анатолий.
На подоконнике настежь открытого окна, по-турецки поджав ноги, сидел тоненький хрупкий мальчик с яркими губами и пробивающейся темной бородкой. Он курил и смотрел куда-то вдаль, в ночь, на звезды. Его взгляд был спокоен и серьезен.
– Я тебе помогу, обожаю жарить картошку, – сказала Татьяна и удалилась с Анатолием на кухню.
Галина присела на единственный в доме стул (обе москвички сидели на колченогом диване). Перед ними на маленьком столике стояла недопитая бутылка сухого красного вина, из кулька выглядывало какое-то печенье, из другого – кусочки нарезанного сыра.
Комната была увешана картинами и картинками, многочисленные холсты в рамах и без стояли рядами вдоль стен, оставляя минимальное пространство для обыкновенной жизни.
Вкусно пахло красками. (Этот специфический запах всех художественных мастерских сделался потом для Галины любимейшим на всю жизнь).
На полу громоздился старый магнитофон, пел Шаляпин.
Пепельница наполнялась окурками. Все молчали.
– Посиди так, – вдруг сказал Серж, обратившись к Галине. – Я тебя порисую. Можешь?
Галина недоуменно кивнула.
Серж взял картон, пастельные мелки и стал быстро набрасывать ее портрет.
Москвички переглянулись и, о чем-то между собой пошептавшись, вышли на улицу.