Осень несбывшихся надежд. Повесть - страница 7

Шрифт
Интервал


Как раз в это время местная газета опубликовала одно из её стихотворений, Начиналось оно так:


Зря надеяться не смею,

Обольщать тебя не в праве.

Это всё, что я имею —

Образ в розовой оправе.


У любви не ясны чувства,

Запах, голос, тень улыбки.

Это сложное искусство —

Понимать свои ошибки.


Принимать свои просчеты,

Что могли не совершиться,

Черных ласточек полеты

В даль, которая струится,


Над поляной мхом заросшей,

В день, который не продлится,

Просто станет нашим прошлым,

Улетающею птицей.


Я прочитала его с интересом, но толком не поняла. О чем оно? Для чего? Мне подумалось, что Соня проще этих стихов. Да в ней есть какая-то странная отстраненность от всего житейского, какое-то сокровенное одиночество души, но этого мало для настоящей поэзии. В настоящей поэзии сквозит драма.

Я в это время не страдала от одиночества. У меня было всё по-другому. Моя первая любовь, Вадим, был обыкновенным молодым человеком из хорошей семьи. Ничем особенным он не выделялся. Гуляя с Вадимом по вечерам, я часто видела брата. Иногда, влекомая любопытством, я старалась идти за Соней и Сашей, не выпускать их из вида. И Вадим никогда не противился этому. Соня и Саша часто прогуливались по Набережной или стояли на деревянном мосту через небольшую речку, которая делит наш городок на две части. В теплые летние вечера Соня надевала светлые платья, безукоризненно сшитые и хорошо проглаженные. Свою тонкую талию она перетягивала коричневым ремешком из искусственной кожи, а в волосах, на самой макушке, пристраивала тёмный бант с блестками, как новогодние конфетти. Русые волосы, тёмный бант и маленькая серебряная серьга в ухе, делали её профиль романтичным. Другое дело, какая это была романтичность, о чем она говорила: обдавала она холодом или бросала в жар. Иногда мне кажется, что если бы Соня так умело не подкрашивала губы перед свиданием, если бы она не умела как следует взбить воздушные пряди волос, если бы она не была каждый раз так изящно и по-новому одета, то она никому не смогла бы понравиться. Тем более моему брату. Сейчас я понимаю, что вот это отчетливое сочетание в ней холодного и яркого, бледного и блестящего, белого и тёмного – оно и погубило брата. Ибо умение обольщать у русских женщин какое-то особенное, вовсе не связанное ни с физическим, ни с душевным здоровьем. Оно как бы не в силу, а вопреки. Наперекор всему.