– Я… я, когда узнала, что ты консультируешь Кайгородова, я испугалась… Они страшные люди, я хотела предупредить тебя, – продолжала всхлипывать Марина.
Бороться с дамскими истериками, как и «лечить» кого бы то ни было, в планы Савельева абсолютно не входило. Но с этим счастьем надо было срочно что-то делать. Тушь текла по щекам, нос распух, в руке скомканная салфетка.
– Марина, Марина, ну, успокойся, что ты, – Стас аккуратно вел плачущую барышню к умывальнику. – Всё будет замечательно.
Ты умница, красавица…
«Несу бред какой-то», – думал про себя Савельев.
– Какая я красавица, мышь серая, – вытирала слёзы Марина.
– Ты с ума сошла! Посмотри на себя внимательно.
Стас взял Митрофанову за плечи и хорошенько встряхнул. Она подняла глаза на отражение в зеркале. Растрепавшиеся волосы натурального, изумительного пепельного оттенка, добиться которого непросто даже самым хитрым стилистам, тонкие черты лица, без косметики ставшие ещё нежнее.
«Какого чёрта, в самом деле, может он прав, – пришла в голову мысль. – Что я загоняю себя все время, кому и что доказываю? Если блондинка, то значит – дура? А если умная, то значит – синий чулок?»
– Смотри на себя и повторяй: «Я себе нравлюсь!», ну давай же, «Я себе нравлюсь!» – Стас видел, что истерика почти закончилась. – Если ты каждый день будешь повторять это 50 раз, у тебя всё будет замечательно, нельзя жить с такой низкой самооценкой, в первую очередь нужно полюбить себя.
– Я себе нравлюсь, – сначала нерешительно произнесла Митрофанова. – Да, я себе нравлюсь, – теперь получилось более уверено.
Она обернулась навстречу Стасу. Дальше все уже сложилось само собой. Рухнул какой-то внутренний барьер, всё перестало иметь значение, осталось только ощущение свободы. Полное освобождение от стереотипов, страхов, условностей.
Под утро Марина покинула гостиничный номер без лишних сожалений, с мыслью о том, что теперь всё и на самом деле будет замечательно. Савельева она будить не стала, только оставила записку.