– Да, очень.
Ему было тяжело переступать с ноги на ногу.
– Когда будем переходить дорогу, давай дождёмся последних секунд зелёного светофора и побежим.
– Это будет по-настоящему, да?
– Отличная пробежка. Стоит того, чтобы уйти отсюда.
– А на половине пути ты отдашь мне сумку, развернёшься молча и двинешься в своём направлении.
– Грубо.
– Но в стиле наших больных душ.
Затяжка. Впервые ей было интересно наблюдать не за тем, как дым выходит из человека, а как заходит внутрь и, кажется, остаётся там навечно, точно его оболочка была создана для дыма.
Он проводил её до дома. В тот раз они заговорили впервые. Романа не последовало, но у них был целый час сока, рук, кульминации и черешни. Смешно и нелепо говорить об этой встрече в контексте чувств. Правильно – рассмотреть столкновение двух вселенных, как двух совершенно свободных людей, решивших поделиться знакомой друг другу кондицией.
На следующее утро она поднесла руки к носу – пахло табаком, пахло черешней, ощущался человек.
(МАЛИНОВОЙ НАСТОЙКИ)
– Ты алчная, алчная женщина! – сказал серьёзно Миша и на этих словах открыл с ноги дверь в кухню.
Мой друг официант негодовал, хоть и старался не подавать виду, он держался как мог, но очевидным было: внутри таилась обида.
Миша вернулся. В руках нёс два плато с блюдами. Он даже и не пытался смотреть на меня как раньше и больше не подавал мне еду. Точно вихрь, парень пронёсся мимо, а когда пришёл черёд пойти обратно через общий зал, опять сказал, точно плюнул:
– Нет, ну надо же! Тебе нельзя доверять!
– То есть я стерва, – вырвалось из меня спокойное заключение.
– Нет, ты не стерва, я уже сказал, кто ты, – он остановился на мгновение у барной стойки, стёр решительным движением пот со лба и молвил, точно отрезал: – Алчная, вот и всё, – он пожал плечами, глаза так и бегали. Гнев внутри головы заставлял их всё время двигаться.
– Но я же ничего не имею с того, что делаю, – рука невозмутимо потянулась за стаканом с прохладной водой. Я потягивала в тот раз белое сухое и запивала его более безобидной жидкостью, будто там, на улице, занималось лето.
Миша ухмыльнулся.
– Ну конечно, не имеешь… И вот ведь понимаешь ли, я всё думал, такая кроткая, скромная, молчит много, а оказывается, ты в это время всё видишь в своём свете.
– Но я же стараюсь быть искренней, Мишенька! Ничего не приукрашиваю.