А тут она вообще такого фортеля от Халилова не ожидала. Будучи в душе, она не сразу поняла, что в дверь раздаётся настойчивый звонок.
– Ты? Что ты делаешь в городе и в такой час?
На пороге стоял Сергей с сумкой. Какой – то потный и неопрятный. Вот чего припёрся, спрашивается. Она не помнит, что ему адрес свой называла.
– А я всё звоню, звоню. Охранником устроился на парковку, а жить – то негде.
Как – то так вышло, что не хотела впускать, но пожалела. Любовник вроде как неплохой. Вот живёт теперь второй год уже. Анну во многом он не устраивал: много пил, а самое неприятное – был сиделым.
«От сиделого добра не жди», – так говорила Софья Андреевна, мамина подруга из Кунгурки.
Хорошо ещё, что ту часть своей жалкой зарплаты, что не пропивал, Анне отдавал на еду, хозяйственные нужды. Порою и сам продукты купит, сварганит какую-нибудь баланду. А что касается судимости, так за хулиганку отсидел. Этим Анна себя и маму успокаивала. Она так и не могла понять, любит она его или нет. На протяжении долгого времени она разочаровывалась в мужчинах, теряла их. Каждый раз говорила себе, что большая и настоящая любовь ещё впереди.
Девушки задумчиво смотрели в окно на мелькавшие деревья, поляны, деревенские домики. Каждая думала о своём. Алёна всё ещё находилась под впечатлением Колькиного поступка, что застал её врасплох. Ну какой там за муж? Жизнь только начинается!
– Он просто боится, что во время практики ты влюбишься в другого парня, в Гришку, например, – подвела итог Тома. – Замуж как – то рано ещё.
– Девчонки, а кто со мной в картишки?
Это проснулся Григорий и теперь жаждет активности, общения.
– Парень, а ты храпел так, что стены содрогались, – начала хохмить Ольга Пашина, шебутная толстушка с длинной русой косой. В последние часы только её и было слышно: анекдоты, смешные истории из жизни, а порою и песни она исполнять не стеснялась. В такие моменты её подхватывали другие девушки без комплексов.
Алёна карты не любила, а вот Тома и Оля согласились, пообещав, что его быстренько сделают. Григорий в женской компании чувствовал себя свободно. Ему такое общество нравилось даже больше, чем мужское. Среди себе подобных возникали комплексы, ущербность: его окружающие самцы и красивее, и мужественнее, и сильнее были в любом случае. Он ощущал подтрунивание над собой. А тут группа девчонок, которую он нежно прозвал: «Моя малина». И каждая с изюминкой, одна краше другой: с хвостом, косою, с косметикой и без неё.