Преступления без наказания - страница 17

Шрифт
Интервал


Я не хотел выделяться и начал ходить в студенческую столовую. После второго захода я не выдержал жирной, неаппетитно выглядевшей и невкусной еды и пошёл в столовую для преподавателей. Там я почувствовал, что меня сторонятся, и мои попытки «сдружиться» с кем-либо не увенчались успехом. Я всегда думал и знал по опыту общения с соотечественниками в Австралии, что русские дружелюбны и гостеприимны, а в Австралии люди вообще очень легко сходятся и общаются на различных уровнях. Мне было обидно и очень одиноко. Мой куратор, академик, редко навещал меня или звал в гости, и я неделями питался бубликами, сметаной и творогом – тем, что было доступно в магазинах. Там ещё продавались консервы и полуфабрикаты сомнительного качества и неизвестного срока хранения, но я их просто-напросто боялся покупать. Правда, для меня был доступен валютный магазин «Берёзка», но для его посещения нужно было терять полдня и тратить ценные для меня командировочные в валюте.

Для помощи в моих исследованиях ко мне приставили профессора и двух молоденьких лаборанток. Они тоже держались с опаской, хотя и охотно исполняли все мои поручения. Мне было как-то неловко иметь в помощниках профессора экономики, не такой уж «важной птицей» я был в Австралии. Только потом я понял ситуацию, и тогда дела пошли веселее и для меня, и для моих опекунов.

Однажды я сильно простудился и заболел воспалением лёгких. Я позвонил академику, и мне прислали врача. Тот сделал уколы, вероятно, дефицитных лекарств, которые, как мне объяснили, не предназначены для простых граждан, и я быстро пошёл на поправку. Из иностранного отдела ко мне приходила молодая, симпатичная сотрудница и приносила обеды, явно не из столовой. Я посетовал на своё одиночество и отстранённое поведение студентов и преподавателей. Она – осторожно и мягко – объяснила мне, что я первый и единственный стажёр из капиталистической страны, а так как все капиталистические страны имеют развитое сельское хозяйство, то никто не понимает, чему я могу научиться в СССР. Все думали, что с таким хорошим русским языком я или шпион, или «подсадная утка», подосланная органами. Или сотрудница не всё понимала, хотя её и допустили до общения со мной, или она сама была из органов.

Я, в свою очередь, тоже очень мягко и осторожно объяснил ей свою позицию и задачи. После этого разговора оставшийся срок пребывания в академии прошёл приятно и полезно. Мой профессор и лаборантки составили для меня все необходимые данные и кучу таблиц, полностью освободив от долгих часов монотонной работы в библиотеке и бесполезного общения с экономистами академии. Никто ничего мне бы всё равно не сказал, а так все остались удовлетворены.