– А кто у тебя просит помощи? Я разве хоть раз заикнулась об этом? – говорю я с вызовом.
– Ну, вот опять ты начинаешь свою песню! – Мари закатывает глаза, нервно поднимается с дивана и принимается ходить по комнате.
– Слушай, Мари, шла бы ты со своей благотворительностью в дом престарелых! Здесь тебе ничего не светит. Ты только хочешь потешить свое самолюбие, пытаясь унизить меня и продемонстрировать свою щедрость и доброту. Отстань от меня, – говорю я, выливая на нее всю мою накопившуюся агрессию. Понимаю, конечно, что нельзя срывать гнев на родных, но она меня сейчас, честно бесит.
От такого заявления глаза Мари становятся как два блюдца и она, в самых оскорбленных чувствах, направляется в сторону двери, но вдруг резко останавливается и снова плюхается на диван, причем не как завсегдатая леди, а как старая развалина.
– У тебя есть выпить? – вдруг спрашивает она, спустя несколько долгих минут, медленно тянущихся, под звуки лающей сирены. Такие собаки не имеют право на существование, они плохо влияют на окружающую среду, – думаю я.
– Да, есть остатки дешевого виски, – бормочу я, и сестра тут же подскакивает и направляется на кухню.
– Захвати оливки, они в холодильнике, – кричу я ей вслед.
– Перебьешься, – бубнит она тихо, но я все равно слышу. Тяжело вздыхаю и закрываю глаза, никогда еще она не сделала так, как я прошу.
– Оливки калорийны. А тебе неплохо было бы и самой об этом подумать, – говорит она с укоризной, вручая мне стакан с желтой жидкостью.
– Я и так на диете, уже три дня нормально не ела, – снова вру я, и не краснею, в конце концов, это моя жизнь и я не обязана оправдываться.
– Да, я вижу, диета называется – «жри ночью в постели куриные крылья терияки»? – я возмущена такой несправедливостью и хочу взбунтоваться, но Мари вытягивает пудреницу из сумочки и протягивает ее мне, я с ужасом смотрю на свое отражение и вижу, что к моей щеке прилип здоровенный кусок курицы, в красной подливке. Черт….
– Ты разве не за рулем? – спрашиваю я в надежде отвлечь ее от моей сытой моськи, вымазанной в соусе.
– Нет, на такси, – говорит она, делая большой глоток и морща нос,– ну, и? – выжидающе смотрит она мне в глаза.
– Что «ну, и»? – ангельским голоском отзываюсь я.
– Будешь и дальше придуриваться или все-таки расскажешь мне, что с тобой твориться?