– Антон! – раздалось за спиной, и я, хоть имя было не мое, резко обернулся.
– Когда же ты приедешь? – немного нервным, но пока еще контролируемым голосом спросила Лара, глядя куда угодно, только не на меня. – Два часа давно прошли, эти люди сказали, что дают тебе еще полчаса. Верни им деньги, Антон, это всего лишь деньги. У тебя же есть, ты говорил…
Я уставился на Лару как в первый раз. Вернее, не «как» – просто в первый раз, поскольку обычно избегаю пристально смотреть на людей, надеясь, что и они в свою очередь проявят тактичность и не станут пялиться на меня в какой-нибудь не самый подходящий момент. То есть практически в любой…
И увидел бледное лицо с тонкими дрожащими губами, которые стали бы выразительнее, не пожалей их обладательница хоть капельку помады. И слипшиеся волосы цвета сырого песка, спадающие на лоб десятком мышиных хвостиков. И выглядывающие из-под челки глаза неопределенной расцветки: не зеленые, не серые, не голубые…
Они и должны быть такими – никакими, глаза связного во время сеанса.
Из-под казенного фартука выглядывали потертые джинсы и мятая трикотажная майка. Стоптанные кроссовки, почти слившиеся цветом с окружающей серостью, завершали ансамбль. Всё сходится. Нам незачем заботиться о внешнем виде. Не для кого.
– Антошечка, милый, приезжай поскорее, пожалуйста! Мне не нравится, как на меня смотрит этот лысый!
Взгляд в никуда, закушенные губы… Я не в первый раз наблюдал передачу со стороны. А вот собственной шкурой почувствовал начало сеанса – чужого сеанса – пожалуй, впервые. Почему бы?
Впрочем, когда посланное сообщение нащупывает надлежащий пейджер, оно тоже сперва пару секунд трещит и булькает помехами в случившемся на пути луча телевизоре, радиоприемнике, даже в электрических розетках. Говорят…
И вдруг громко, не своим – с самого начала не своим, но теперь к тому же полным отчаяния – голосом:
– АНТОН! Я БОЮСЬ!
Всё.
И сразу – распахнутый рот, два судорожных вдоха без промежуточного выдоха, изломанная поза с упором на рукоять метлы и прорвавшаяся плотина слез. Истерическая реакция. К слову сказать, не самая худшая.
Я уже был рядом. Обнимал за плечи – неловко, как умею. Ничего не говорил, только гладил по волосам, как будто успокаивал десяток дрожащих мышек. А что тут скажешь? Что всё прошло? Что всё уже кончилось? И в любой момент может начаться опять?