Все убеждали, что с жильем на юге не будет проблем – до сезона еще далеко, начало мая. Комнат полно – местные только этим и живут. Народу в это время немного, отдыхающие повалят только в конце мая и в начале июня. А до этого времени можно спокойно купить и молоко, и творог, и яйца. И даже мясо и кур – естественно, только на рынке. Правда, и цены соответствующие. Зато в начале мая уже есть свежая зелень, редиска и даже молодая картошка. А уж потом пойдет клубника, а вскоре и черешня. Вот благодать!
Растерянная Ольга собирала чемоданы. Господи, сколько, оказывается, нужно везти! Две кастрюли – на суп и компот. Две сковородки – маленькую и среднюю. Мясорубку, чтоб ее! Иришка ела только прокрученное и протертое. Полотенца, постельное белье – непонятно, что там дадут хозяева. Конечно, одежду на два сезона – весну и лето. Обувь. Иришкины книжки и учебники. Девочка пропускает школу, если не заниматься, программу потом не нагнать. Себе – почитать. Настольная лампа – для того же. Карандаши, фломастеры, бумагу купим на месте. Две любимые куклы – Светлану и Каролину. Ночной горшок – все понятно, среди ночи во двор ребенка не потащишь. Шлепки, сандалии, туфельки, резиновые сапоги себе и дочке. Сарафаны и куртки. Ну и так далее, по списку. Посреди комнаты стояли два чемодана, словно два крокодила, раскрывшие ненасытные пасти. А вещи все прибавлялись.
В последний вечер перед отъездом зашла в комнату свекрови. Понимала – прощается. Встретились глазами, одна – полными вины, другая – печали и предсмертной тоски. Ольга взяла Ирину Степановну за руку. Рука была тонкая, словно детская – не толще Иришкиной. Заплакали обе. Ничего не говорили друг другу – невозможно, не было сил.
– Прости, если когда-нибудь обидела тебя, – тихо сказала Ирина Степановна.
Ольга попыталась улыбнуться:
– О чем вы? Никогда и не было! Никогда!
Потрескавшиеся губы свекрови дрогнули от боли.
– Иди, Олюша! Иди! Так… всем будет легче…
Ольга поцеловала ее руку и, не оглядываясь, вышла из комнаты.
* * *
В поезде дочка была увлечена пейзажами за окном – хотя весной все было довольно скучно и серо. Она без умолку болтала, расспрашивала застывшую в своей боли Ольгу, тараторила без конца, и Ольге приходилось брать себя в руки.
Думала о своих – о свекрови, о муже, о жизни. «Правильно ли я поступаю?» В голове встревоженным птенцом билась мысль: «Приличный ли я после этого человек?»