Теперь я в принудительной неподвижности. Режим самоизоляции. Меня не выпускают из города. А я и не рвусь никуда. Я есть сейчас и скоро Пасха. И было Благовещение и следующий день архангела Гавриила, он изображен на иконах с райской ветвью в руках, иногда с фонарем и зеркалом. Маленькая икона Благовещения нашлась в моем шкафу. Я получила ее в подарок в Назарете, в церкви Благовещения, где пел православный арабский мужской хор.
И теперь, наверное, я раскрылась в полноту бытия, когда горизонталь земного, человеческого, личного, приправленная самоуважением и свободой пересекаются с вертикалью Божьего, горнего, всегдашнего и нового, потерянного и обретенного Рая.
Куда дальше, куда теперь? До 1 мая все страны закрыты на карантин. Коронавирус, моровое поветрие. Я без работы. Трачу кредит. Долг мой растет. Немного висит над головой тучка беспокойства, мысли о том, что кредит надо отдавать. Нужны заработки. Нужна хоть какая-то стабильность.
На обратном пути из Пскова в Москву дополнительный дешевый поезд ехал через Великие Луки. До Лук мы были одни в вагоне с одной милой молодой дамой, и сразу нашли общий язык. Все было просто и понятно, и хорошо. Разговорившись, оказалось, что мы еще и живем неподалеку. Я стала рассказывать о своем любимом дубе в заказнике «Сетунь» и об источниках. (Я где-то прочитала, что комбинация дуба и святого источника часто встречается в исторических летописях друидов, древних кельтов). «Два родника. Один облагороженный, другой дикий.» Самое удивительное, оказалось, что заказник простирается и по одну, и по другую сторону аминьевского шоссе. И с каждой стороны по два родника. «Один облагороженный, другой дикий». В Крылатском такая же картина с родниками. Парк Сетунь раскинулся в долине одноименной реки, которая течет далеко на запад и восток. Когда-то в реке этой водились бобры. Кроме того, что мы жили неподалеку друг от друга с попутчицей, у нас был еще целый ряд общностей. Безработица, долги, мысли о переезде и продаже квартиры. Мы обе владели 1 комнатными квартирами примерно одной стоимости. Но мои долги были поменьше, хоть и росли день ото дня. Мама Юли, так звали попутчицу и новую знакомую и соседку, переехала во Псков, а я часто ездила в Печоры псковские, ставшие моей духовной родиной. Я всегда подумывала о том, чтобы осесть там навсегда, писать книги, заниматься рукоделием, молитвой. Приезжать надолго к дяде был больше не вариант, мы не общались и хотя у меня все еще были ключи, я чувствовала себя нехорошо от мысли о незаконном вторжении на чужую территорию. Пусть даже эта территория была мной воскрешена и очищена, я не была владельцем. Мне нужно было что-то свое. В Луках как обычно в вагон набилось много народу. И будто и не бушевала в мире никакая пандемия. Бабушки ехали в санаторий, кто-то транзитом через Москву и на юг.