Возможно, наши сельские жители не столь искусны в ремеслах, как их собратья-горожане, занятые в торговле. Но по правде сказать, он был как тот неповоротливый мастер по изготовлению булавок, что делает все сам от начала и до конца, заслуживший за это презрение от Адама Смита[53] и уважение – от Маколея[54], который, как бы там ни было, всегда оставался настоящим художником своего дела.
Когда они оба вошли в дом, то при свечах стало видно, какой это здоровяк. Его густая и туго заплетенная борода была как у статуи мраморного Геркулеса; рукава рубашки были у него засучены, жилет расстегнут, и снежно-белая льняная одежда и его загорелые руки да лицо составляли контраст столь же разительный, как белый белок и желтый желток в яйце. Миссис Смит, услыхав, что они вошли, выплыла из буфетной.
Миссис Смит – матрона, внешность которой способен был оценить скорее ум наблюдателя, нежели его взор, однако это вовсе не значило, что она была дурна собой. Она еще сохранила свою свежесть даже теперь, в прозаическую пору осени ее жизни; и то, что главным образом выражали ее черты, был крепкий здравый смысл, стоявший за ними, а в совокупности ее черт отражалось зримое, своеобразное, подкрепленное аргументами суждение о том, что собой представляет весь наш мир.
Отец Стефана заново пересказал все подробности происшествия в той драматической манере, что была свойственна и Мартину Каннистеру, и другим индивидуумам, живущим по соседству, да и всему деревенскому миру в целом. Миссис Смит вставляла рассказы о своих переживаниях между актами сей драмы, как корифей в древнегреческой трагедии, делая повествование завершенным. Наконец история приблизилась к своему завершению, сколь бы ни была длинна, и Стефан направил течение разговора по другому руслу.
– Ну, что ж, мама, теперь они все обо мне знают, – сказал он спокойно.
– Славно сработано! – отвечал его отец. – Наконец-то я больше не буду волноваться.
– Я порицаю себя… я никогда себе не прощу то, что не сказал им раньше, – продолжал молодой человек.
При этом замечании миссис Смит разом позабыла о прежней теме беседы.
– Я никак в толк не возьму, почему ты должен из-за этого расстраиваться, Стефан, – сказала она. – Когда люди нежданно-негаданно заводят себе друзей, то не вываливают им при первой же возможности рассказ обо всей подноготной своей семьи.