.
Своих дедов и бабок Кароль Юзеф не застал. Все они, кроме одного – Мацея (отца Кароля-старшего), скончались до его рождения. Мацей же умер в 1923 году в деревне Липник Бельского прихода, где работал портным. Каролю Юзефу было тогда три года.
В 1929 году смерть ворвалась уже в семью будущего понтифика: в возрасте сорока пяти лет от болезни сердца скончалась его мать Эмилия Качоровская. Кароля не было дома, когда это произошло, – он находился в школе. О случившемся ему сообщила соседка-учительница14. После похорон отец вместе с Каролем и его старшим братом совершили паломничество в Кальварию Зебжидовскую – одно из величайших святилищ Польши, расположенное в тринадцати километрах от Вадовиц. Кароль бывал там и раньше – благочестивому отцу не впервой было совершать паломничество с детьми – но тот раз он, конечно, запомнил лучше всех прочих. Казалось бы, после такого Зебжидовский санктуарий должен был вызывать у него отторжение, ведь он ассоциировался со смертью матери, но произошло обратное: Кальвария превратилась в одно из любимых мест Войтылы, которое он посещал и в бытность священником, и став папой. «Не знаю, как благодарить Божье провидение, что позволило мне снова увидеть это место», – говорил Иоанн Павел II во время первого паломничества на родину в 1979 году15.
Трудно сказать, насколько хорошо он запомнил мать. Когда она скончалась, ему было девять лет – возраст достаточный, чтобы осознать потерю, но слишком юный, чтобы сохранить в памяти четкий образ покойной. Матери он посвятил одно из первых своих стихотворений, написанных в студенческие годы:
Над твоей могилой белой
жизни белый цвет.
Сколько лет прошло, уплыло
без тебя, о, сколько лет!
Над твоей могилой белой,
что навек тебя сокрыла,
Тайное, как смерть, несмело
что-то в небо возносило.
Над твоей могилой белой…
Матерь, нет тебе забвенья!
Всей своей любовью сына
я молю:
Невзирая на прочувствованные нотки, звучащие в этом произведении, вряд ли Кароль хорошо запомнил мать. Когда он рассказывал о своем детстве, то почти никогда не говорил о ней. Она была скорее неким миражом, идеальным образом. Но он остро чувствовал ее отсутствие и неустанно подыскивал кого-то взамен. Во время оккупации, живя в семье своего однокурсника Кыдрыньского, он называл мамой его родительницу. Аналогично воспринимал заботившуюся о нем в те годы преподавательницу французского Ядвигу Левай – «первую, благодаря кому я ощутил дыхание материнства». Некоторые исследователи даже в истовом преклонении Войтылы перед Девой Марией усматривали все то же стремление обрести новую, пусть и духовную, мать взамен утраченной и полузабытой