– Хм, – хмыкнул голландский еврей и откинулся на спинку, – мы другое дело. Мы целый год не виделись.
– Может, и они, – я повел подбородком, – тоже не виделись.
– Ладно, бог с ними, – он умел быстро становиться из серьезного смешным, и наоборот. Как и сейчас. – Ты хотел со мной о чем-то поговорить?
Я еще не решил, говорить ему про убийство или просто показать ключ. В конце концов, ключ можно показать, что с того? Можно не объяснять, откуда он.
Вынув из кармана слегка потускневший ключик, я положил его на стол ровно между нами.
– Что это? – Брови его, черные и по-прежнему густые, вскинулись кверху.
– Это ключ, – пояснил я.
Он посмотрел на меня с сожалением.
– Я вижу, что это ключ. От чего он?
– Это я у тебя хочу спросить. – Разговор шел совсем не так, как мне представлялось, точнее ровно наоборот: Гера задавал мне вопросы, ответы на которые я бы и сам с удовольствием послушал.
– У меня?! – Брови взлетели еще выше. – Да я в жизни не видел этого ключа.
До меня наконец дошло.
– Послушай, мне просто хочется знать, это может быть ключом от ячейки, сейфа или какого-нибудь еще ящика?
– А, вот оно что. Ну-ка, дай-ка, – он взял со стола кусочек металла и поднес его к глазам.
– Не ячейка и тем более не сейф.
Герман повертел ключ в руках и задумчиво произнес:
– Может, от почтового?
Мне стало смешно.
– Вы в ваших палестинах вообще оторваны от реальной жизни. Если это почтовый ключ, то какой же тогда ящик? Золотой?!
– Да, я и забыл, где я, – признал Герман, – но я имел в виду ящик для почты внутри какой-нибудь гостиницы.
Я недоверчиво посмотрел на него.
– В некоторых отелях имеется такая услуга. Есть люди, которые снимают номера на длительные сроки, какая-нибудь иностранная фирма или просто богатый бездельник, который не спрашивает о цене. Они выкупают целые этажи, и вся корреспонденция для них складывается в специальные ящички, которые, представь, тоже называются почтовыми.
– Ты специально приехал из Амстердама, чтобы прочесть мне лекцию о гостиничных услугах?
– Нет, я приехал, потому что уезжаю.
Я потряс головой. Что еще за парадоксы?
– Я продал здесь все и уезжаю. И, если честно, не хочу больше возвращаться, – впервые за вечер Герман выглядел серьезным.
– Гер, ты чего? А мама? У тебя же мама живет в Питере?
– Нет, Валя, больше не живет. В воскресенье похоронил ее.