Слишком поздно он прикусил язык: она уже поверила, уже немного воспряла духом, и вновь рушить ее ожидания было бы преступно.
– Там его комната, – кивнув на узкую дверь, сообщила воодушевленная девушка.
– Помоги оттащить его обратно в постель, и мы поговорим.
Укладывая Имрила на смятый топчан в крошечной, хотя и на удивление обжитой комнате, Дьюар все украдкой поглядывал на собеседницу, пытаясь уловить в ней тот образ, похожий на маленькую птичку, который померещился ему в самом начале, когда девушка только выглянула из кухонной. Она уже отряхнулась от муки и разрумянилась от печного жара. Она была еще так юна – наверное, младше него самого – что все чувства ясно отражались на ее лице.
Она потупилась, когда наконец закончила хлопоты и уселась напротив Дьюара, и еще некоторое время теребила в руках подол фартука, собираясь то ли с мыслями, то ли с духом.
– Странно, что ты не слышал о нашей беде еще по пути в Эдорию, ведь мало какой дом в городе она обошла стороной. Некоторые жрецы утверждают, будто это гнев Магдары, павший на наши головы, но я думаю, что Пресветлая не стала бы столь жестоко наказывать детей… – голос ее все же надломился, хоть начинала она вполне бодро. – В нашу семью болезнь пришла пару седьмиц назад, начиная с Реми. Он мал еще, жар быстро его одолел, уже пять дней вот так же, – она махнула рукой в сторону каморки, – не просыпается, как ни буди. И никто из уснувших тоже. Отец уехал в Лофар, говорят, у тамошних лекарей найдется средство от любого недуга, но до сих пор не вернулся. Теперь вот и Имрил…
Пальцы ее побелели сильнее, сжимая конец тесемки, которой был подвязан фартук, словно это хоть как-то могло помочь удержать страх и горе в себе.
– Наставник, о котором ты говорил, он целитель? Травник? Сможет помочь?
Дьюар вздохнул, засыпанный вопросами. О том, что Лардхельмский чернокнижник, как называли учителя не только в ближайших окрестностях башни, но и во многих отдаленных городах, может практически все, ходили легенды. Сам высокий совет Вассагских островов, оплота магов, признавал, что его способности и знания превосходят всех ныне живущих некромантов, а может быть, и не только ныне… Но вот самоотверженно и бескорыстно помогать кому бы то ни было, пусть даже кровной матери, совершенно точно входило в число тех немногих вещей, на которые он был не способен. Впрочем, высказывать подобные соображения Дьюар не посмел, только покивал для успокоения.