Дорогу он выбирал бездумно, и она сама повела его к рыбацкому кварталу – тому, где пахло свежей рыбой, а на близких к побережью улицах крыши белели от сидящих на них чаек. Здесь было куда оживленнее: бедняки не могли позволить себе прохлаждаться, забросив работу до того, как страшная болезнь схлынет. То и дело по пути попадался кто-то с кучей снастей или ведром свежей рыбы; на углу сапожной лавки мальчишки варили крабов, разложив костер в неглубокой ямке и повесив над ним котелок; у одного из совсем покосившихся домов сморщенный старик чинил небольшую лодчонку.
Здесь несло смертью. Дьюар, проходя мимо длинных двухэтажных бараков, в которых люди жили тесно, подобно муравьям, чувствовал, что за последние недели в них умирали не раз и не два, умирали не всегда мирно. Замшелые стены хранили память о многих смертях и горе, среди них было не понять, кого поразило загранное существо, а кто умер по вполне земным причинам. Но дальше, там, где лачуги стояли поодиночке, практически за чертой города, ощущения обострялись и разделялись, уловить их изменения стало гораздо проще.
Дьюару не пришлось идти далеко. Уже около третьего с краю домишки он ощутил странную сосущую пустоту, как будто там притаилась воронка зыбучего песка. Это ощущение отчетливо напоминало то, которое исходило от больного полукровки в таверне, теперь Дьюару удалось вспомнить, на что оно было похоже. Следуя за ним, молодой некромант поднялся на шаткое крыльцо, постучал и, не дождавшись ответа, вошел сам.
Дверь была не заперта, внутри дома явственно ощущался запах затхлости, пыли и болезни. Стояла такая тишина, что в первый момент Дьюару почудилось, будто он здесь совсем один, но, пройдя через всю комнату, он заметил кровать, притулившуюся к самому боку нетопленой печи. На кровати среди смятых шерстяных одеял лежала старуха. Лицо ее, изборожденное глубокими морщинами и темными пятнами, носило отпечаток сильного истощения, сухие руки, сложенные на груди, казались восковыми. Сон этой женщины походил на вечный, и все же благодаря своему дару Дьюар даже на расстоянии ощущал, что она жива – телом, по крайней мере, потому что духа ее здесь не было, точно так же, как и духа Имрила. Было нечто иное…
Шагнув ближе, Дьюар всмотрелся. Не столько глазами рассматривая худощавый лик, сколько даром прощупывая лежащее перед ним тело. Жизни в нем осталась совсем капля, и некроманта это бы ничуть не удивило – любой видел, что свой век женщина проводила, как если бы тонкая нить ее сил не тянулась куда-то… к кому-то, прячущемуся под печью.