– Они без столичных вывертов, только… плодятся. —Соглашается сущность.
Пётр Матвеевич смотрит на муху. Насекомое колыхается от сквозняка, и, кажется, вот-вот взлетит.
– Разбега тебе не хватило, полёта! Теперь всё изменится! Ширши ля фаму, Семёнов, что значит-есть голос- найдётся тело…
«Учёные, якобы, взвесили, сколько в нас грамм души.» —Мыслит Семёнов.
– Бре-ее-ед! – взрывается Рваля. – Затаись, подслушай, откуда мотивчик! Вот он, источник звука, квартира, допустим, с тремя шестёрками; подкатишь проездом, на лифте, как бы случайно, и на звонок большим пальцем дзыньк! А там халатик с пуговкой перламутровой, а под ним – дама красоты обещающей; а ты, бритый с лосьоном, с ведром как с прикрытием!
– На даму-согласен, ведро-то зачем?
– Для порядку «утро доброе! Вы У. К. изучали? Издавать голосовые шумы можно со скольких до скольких? А она: «ой, простите, стены, знаете ли, виноваты. Дайте шанс исправиться.» – краснеет; вариант – бледнеет. А ты ей: «не бойсь, соседка, кой-что понимаем в операх…» И цветы из ведра под нос с небрежной галантностью.
– Насчёт цветов, ты, Валюша, загнула. Ноябрь на дворе, в кармане дыра, если только занять?
– Хрен тебе кто одолжит! – хохочет сущность. – Поздно, Семёнов. Подари ей Цветок Декабриста, чтоб ждала, когда зацветёт —долго, лет сто!
Пётр Матвеевич видит свои запои, реально, как горы пустых бутылок, и содрогается. «Спасибо Зое, с того света вытащила!» Напев манит, только без слов, а слова в голове проносится. «Щасссс. И тебе помогут. Рваля.., Рваля.., Рвалентина…»
На днях в дверях лифта он еле разошёлся с объёмной спиной новой соседки; почти уткнулся в красный, дерзко пахнущий плащ, смешался и засопел. «Может, пташка она?» У Семёнова аллергия на женские ароматы: на все, кроме креозота, лосьона и маминых пирогов. «Спина в красном» спросила: «Вам выше?» Нет, голос у толстушки совсем другой. Забыл, следом зашёл солидный мужик, приобнял, и они вышли на пятом. Если не она, то кто же мычал?
– А если это та стерва снизу, засёкшая, как ты мусор в окно выбрасывал?
– У той ещё муж повесился.-
– И ты бы повесился!
– Или …с балкона выпал?
– Любой бы выпал!
– Стерва живёт двумя этажами ниже.
«Поо-оомоги мне» – Низко поскрипывает кто-то
– И что бабе не спится? —Возмущается Рваля.
– Ба-а-а-бе … – смакует Пётр Матвеич: первому долгому «баа-аа» трудно сопротивляться, и оно чуть не втягивает в себя всего Петра Матвеича. «Ба» второе – краткое, упругое, грубо отталкивает его от себя. —И почему … «бабе»? – отчего-то обижается он – «жен-щи- не».