Ловлю себя на мысли, что это работает
режим «жестокость».
«Игра в действии? Интересно, в кого я
превращусь к её концу? И, странно, почему мне не начисляют новые
баллы?»
— Когда я с тобой закончу, — говорю я
хирургу, — тебя уже не соберут. Ночь долгая. Подумай, как ты
встретишь утро, обрубком без рук и без ног или, всё ещё человеком,
только без пальцев?
Потрошитель шипит. Под ним хлюпает
кровь.
— Ну?
Не знаю, что он увидел в моих глазах.
Решимость? Жестокость? Безразличие? Хирург неожиданно кивает.
Хрипит:
— Ска… жу… Только, сначала, надо…
остановить кровь.
— Валяй! — я убираю ногу с руки
твари.
Потрошитель переворачивается на бок.
С трудом подползает к тумбочке возле хирургического стола.
— Дай... мне жгут. Там… Сверху.
Я кидаю ему свёрнутую в виде ремня
резиновую полосу.
— Ещё… — потрошитель скашивает глаза
в сторону подвесного шкафчика. — Открой его. На второй полке… есть
инъектор с промедолом.
Пока я ищу обезболивающее, человек
пытается затянуть жгут на руке, чтобы остановить кровь.
— Помоги…
— Обойдёшься! — отвечаю я. — На! — я
кидаю хирургу под ноги шприц-тюбик и ещё один жгут. — Живее!
Потрошитель перетягивает ногу и, сняв
колпачок с инъектора, втыкает иглу сквозь одежду в бедро. Нажимает
на кнопку сверху шприц-тюбика.
Его глаза на секунду закатываются.
Дыхание учащается, затем успокаивается. Через несколько секунд
человек приходит в себя. Смотрит на меня. Я обращаю внимание на его
лицо. На вид, хирургу лет пятьдесят. У него прямой, чуть с
горбинкой нос. Впалые щёки и, неприятные глаза. Я сначала не
понимаю, что с ними не так. Затем, до меня доходит, он не мигает.
Жуткий взгляд, как у мертвеца.
— Твоих здесь нет, — говорит
потрошитель. — Их увезли в центральную лабораторию.
— Зачем? — спрашиваю я, чувствуя, как
во мне клокочет ярость.
— Что будет с твоей женой, мне не
сказали. Нестору нужна твоя дочь. Точнее, её глаза. Их
заказали.
— Кто?! — взрываюсь я. — Кто?!
Говори, тварь!
Я приставляю дуло оружия к голове
хирурга.
— Какой-то очень богатый хрен, для
своего ребёнка, — тихо отвечает потрошитель. — У твоей же дочери
глаза-хамелеоны? Она меняет цвет, как захочет, да?
Я киваю.
Хирург цокает языком.
— Представляешь, сколько они могут
стоить? Такая пара, может быть одна на весь мир. Редчайшая
аномалия.
— К чему такие сложности? — я
стараюсь успокоиться. — Не проще ли сделать бионические, с такой же
функцией.