– Не так громко, дорогой проректор, – посоветовал вынырнувший из двигающейся и колышущейся человечьей стихии Сергей, – а то вон те ребята могут вас неправильно понять и обидеться, – и он показал глазами на ближайших автоматчиков, застывших равноинтервально вдоль стен.
– Да, колоннада впечатляющая, – согласился Каню, бросив быстрый взгляд на живые статуи. – А вы освещаете в прессе церемонию?
– Как бы не так! Мы здесь тоже делегацией от мирового корпуса журналистов.
– От мирового, ни более, ни менее? – удивился я.
– Нас сам папаша так называет.
Тут обе двери опять с треском распахнулись, чуть не размазав по стенке нашу группу, и тот же глашатай с медной глоткой заорал: «Делегация образования быстро входит для приветствия!»
Напор бросившихся остальных членов делегации, которых было подавляющее, в буквальном смысле слова, большинство, почти внёс нас по лестнице в зал для малых приёмов.
Малый зал оказался овальной конфигурации, метров этак тридцать на двенадцать. Мы очутились на некоем подобии подиума, огороженного бархатными шнурами. От этого подиума наискосок и вверх протянулся мостик шириной метра два, длиной метров пятнадцать, обрамлённый статуями слоников из красного дерева с алмазами вместо глаз, застланный толстой ковровой дорожкой. Справа и слева от мостика, как в оркестровой яме, на стульях восседали министры с разодетыми по такому случаю жёнами. В овал, как необходимое дополнительное украшение, вписывались всё те же автоматчики в пятнистой униформе и зелёных беретах. Мостик упирался на противоположной стороне зала в какое-то сооружение, которое я принял за распятие. Оно раскорячилось вверх и в стороны метров на пять и находилось в тени.
– Ну и блямба! – шепнул я Виталию.
– Это крест, – ответил шёпотом он.
– Вот те крест, это же птичка, – убеждённо и простужено захрипел сзади нас Юра.
– Какая птичка? – засомневались мы дуэтом.
– Не знаю, какая, может орёл… или голубь…, но точно птичка.
– А он вроде прав, Виталик.
– Да разве такие птички бывают?
– Ну, стилизованная, может быть. А где папашка-то? – забеспокоился я.
– В жопе, – коротко прохрипел Юра.
– У кого?
– Да у птички же! Ты что, не видишь?
Тут я присмотрелся и просто рот раскрыл. Ну, даёт папаша! Действительно, если эта птичка стоит на хвосте, распахнув крылья, то там, откуда гнусный орёл должен гадить, находится углубление и в густой тени видны только две ноги, а под ними лесенка в три ступени на мостик, задрапированная той же ковровой дорожкой.