Противненько так сработал зуммер таймера, разбудив и выведя нас из состояния глубочайшего сна. Позевывая и сладко потягиваясь, мы, прощаясь с царством Морфея, выскребались из индивидуальных капсул как из утробы матери, словно заново рождались. Наверное, так оно и было на самом деле. Получив во время полета все те знания о месте, где нам предстояло выполнить свое задание, мы уже являлись не совсем на сто процентов землянами, поскольку в нас впихнули достаточно солидный кусок другой, доселе чуждой нам культуры, и мы уже смело могли считать себя юпинянами. Мы многое могли. Намного больше, чем любой среднестатистический житель Юпиния, да что там говорить, мы могли все.
Например, в совершенстве и очень изобретательно ругаться матом на юпинянском. Даже наши девушки знали, как с легкостью ввернуть пару крепких словечек, что, согласитесь, немаловажно. Вы же понимаете, на чужой планете это первое дело, без этого никак нельзя. Рассмотрим простой жизненный вариант: вы себе в присутствии аборигенов со всей дури хряпнули по пальцу молотком. Ну или же во время вечернего моциона на центральной площади какой-то нахал-инопланетянин, совершенно не замечая вас, увлеченно жуя продукт местного фастфуда, по ходу оттоптал вам лапу, наступив на самую любимую мозоль, и, что характерно, сволочь такая, даже не извинился после содеянного, а пошел дальше как ни в чем не бывало. Как вам тут поступить?
Естественно, как посланцу других миров и представителю высокоразвитой цивилизации, несущей сквозь пространство и время высокую культуру и вселенские знания отсталым народам, вы выскажетесь, и выскажетесь не на своем родном и могучем, а на местном диалекте с использованием идиоматических выражений, включая ненормативную лексику, для того чтобы вас поняли все без исключения. Хотя надо заметить, что наш русский мат для таких ситуаций подходит лучше, он более совершенен, универсален, что ли, да и позабористее будет. Это я вам как человек со знанием трех языков говорю – русского, висбукского и юпинянского.
Наши девушки-красавицы, приняв душ и стряхнув с себя остатки сна, все такие свеженькие и румяненькие, как наливные яблочки, доставали из своих шкафчиков местные одеяния, в которых им предстояло щеголять по Юпинию, что-то наподобие туник, и неторопливо облачались в них. Тончайшая невесомая ткань, провокационно оставляя одно левое плечо полностью оголенным и держась на другом, правом, только за счет массивной медной броши, струясь по телу как водные ручейки, обволакивала стройные девичьи станы, не пропуская ни единого бугорка, выпуклости или соблазнительного изгиба, оттеняя их тем самым и скорее раздевая прекрасных фрейлен почти до наготы, нежели скрывая что-то, показывая в самом выгодном свете все то, чем может гордиться красивая сексапильная девушка. Материя каскадами спадала до самых ступней, одетых в открытые плетеные сандалии на совсем незначительном каблучке. Кожаные ремешки, на которых держались сандалии, переплетая девичьи икры словно змейки, убегали высоко за завесу ткани, заканчиваясь хитроумными застежками где-то там, под хорошенькими коленками. Поскольку по легенде наши барышни все были сплошь из состоятельных семей, то и цвета их туник были не серые, как у простолюдинов, а разных цветов, причем у каждой был свой. Наши красавицы, надев эти, казалось бы, простые и вроде незамысловатые наряды, состоящие из одного цельного куска ткани, еще больше преобразились – им всем все это безумно подходило. Мы сейчас взглянули на них совсем по-другому – по-новому. Девчонки, с которыми столько всего пройдено и пережито, с которыми хлебнули в полном объеме как хорошего, так и плохого, и, казалось, за то время, что они были рядом, ты уже знаешь о них все, вдруг за счет такого незатейливого маскарада превратились в таинственных незнакомок, становясь немножечко чужими, отдаленными, во всем их облике проявлялась какая-то недосказанность, загадка. С ума сойти можно.