— «А умудренный кровосос встал у изголовия», — прокомментировал
эту речь Гарри, — «и очень вдохновенно произнес речь про
полнокровие».
Правда, поскольку переводить стихи с одного языка на другой —
это труд, вполне сравнимый с написанием новых стихов, произнес это
Гарри по-русски. Так что давиться хохотом, злобно сверкая глазами в
его сторону глазами, пришлось только мне.
После министра с речами выступили последний начальник Долорес
Амбридж — директор Хогвартса, ее скорбящие коллеги, судя по блеску
глаз — с трудом удерживающиеся от того, чтобы пуститься пляс, и
товарищи по нелегкой политической деятельности.
По окончании речей, четверо сотрудников министерства подняли
погибшую, и медленно и торжественно понесли к берегу Черного озера,
где было предложено, в качестве вознаграждения за достижения в
области педагогики и заслуги при отражении нападения Пожирателей,
похоронить мадам Амбридж. Гроб и его переносчиков окружали десяток
авроров, с профессионально-непроницаемыми лицами отражающие
бесчисленные ватноножные, помеховы, и прочие чары, щедро сыплющиеся
из толпы.
Признаться, мне неприятно было на это смотреть. Не найдя в себе
сил и храбрости выступить против живой Амбридж, эти… бабуины щедро
выплескивали миновавший страх, пытаясь издеваться над мертвой… и
над людьми, которые не сделали им ничего плохого. Успокаивало меня
только объятие Гарри… и взгляды авроров, говорившие о том, что,
несмотря на их формально-торжественную поступь, на источники
заклинаний они внимание очень даже обращают. Так что у многих из
тех, кто сейчас восхищается собственным хитроумием, швыряясь
заклятьями из толпы — завтра возникнут проблемы.
Когда траурная процессия добралась до берега озера, министр
произнес еще одну речь. На этот раз о «подонках и негодяях,
нарушающих гражданский мир и законный порядок, и старающихся
убедить добропорядочных граждан, что воскрешон ужас недавнего
прошлого — Тот-кого-нельзя-называть. Но Министерство точно знает,
что это невозможно, а черный маг надежно упокоен. Так что он,
министр, призывает граждан не поддаваться на провокации, и четко
следовать линии министерства, что обязательно приведет к миру,
счастью и всеобщему процветанию».
На этот раз министр постарался, чтобы запомнили именно его
заключительную речь. Так что никакой возможности для высказывания
позиции, отличной от единственно верной, то есть — министерской,
никому предоставлено не было. Фадж взмахнул палочкой (а вместе с
ним это же сделали с десяток помощников, разбросанных в собравшейся
толпе), и стол, на который был установлен гроб мадам Амбридж,
охватило пламя. Черно-багровыми всполохами оно взвилось к небесам,
и быстро опало, оставив после себя гробницу из дорогого розового
каррарского мрамора, удивительно неуместно выглядевшую на зеленой
траве.