«Сам Сергей Миронович в Киеве на пленуме ЦК КПУ, а вот
заботится обо мне, звонит кому надо. Умно. Основная масса
избирателей живёт вдоль железной дороги, а на встречу с таким
кандидатом, который везёт с собой промышленные товары из столицы,
подтянется и народ из глубинки. Охват возрастёт. Чего ещё не
хватает? Правильно, нужны мастера исскуств: песни, танцы,
оригинальный жанр. Плохо то, что они работают только за деньги,
желательно наличные. Значит, мастеров вычёркиваем. А может всё-таки
(перед глазами встала сцена с танцующим пьяным Ельциным)… нет,
никаких Жжёновых или там Богословских нам не нужно».
-Что такое?- Ворошилов приподнимает бровь, чутко уловив
сомнения отразившиеся на моём лице.
-Да вот подумал, товарищ маршал, что не хлебом единым жив
человек. Организовать ,что ли, в агитпоезде коллектив
художественной самодеятельности, да времени мало, боюсь не успею. А
наёмные артисты мне не нужны...
-Хорошая мысль, Алексей, дай мне обмозговать это
дело.
-… и ещё одно, товарищ Ворошилов, разрешите взять с собой
помощницу из особого отдела?
-Знаю-знаю, о ком речь,- маршал с улыбкой разглаживает
усы.- пусть едет. Учти, на всё про всё даю тебе две недели и потом
столько же во время выборов и сразу назад: вместо тебя твоими
вопросами заняться некому.
Москва, ул. Большая Татарская, 35.
ОКБ спецотдела ГУГБ.
30 июля 1937 года, 12:15.
-Где Медведь?- Щурю глаза, заходя из тёмного
тупичка, где расположился особый отдел, в залитый солнечным светом
кабинет начальника.
-Захворал он,- равнодушно замечает Оля, отрываясь от
раскрытой перед ней на столе папки.- а ты молодец, Чаганов, ценного
кадра откопал.
На столе звонит телефон, Оля берёт трубку и снимает с
микрофона чехол из плотной ткани: проверял сам с осцилографом-
звукоизоляция отличная.
-Помощник начальника особого отдела Мальцева слушает...
Заводи.
Высокий статный вохровец из нового пополнения заводит в
комнату средних лет, бритого налысо, худого мужчину в мятом
английской шерсти костюме.
-Заключённый Календаров по вашему приказанию
доставлен.
-Присаживайтесь.- Оля взмахом руки отпускает конвоира и
останавливает тяжёлый взгляд на присевшем на краешек стула
зэке.
Календаров начинает ёрзать на месте, его совершенно
безумные глаза мечутся по сторонам и и, наконец, замечают меня.