В свои слишком лет он хорошо знал эти признаки влюбленности, когда в тебе неизвестно откуда, как и почему появляется и поднимается все выше и выше ожидание чего-то иного, необычно приятного и готового в любой момент исчезнуть, оставив после себя что-то, состоящее из легкой грусти, печали и радости. От того, что могло бы быть, но не случилось, кажется даже, что и было, но как-то так неясно, размыто и неопределенно. Причем сейчас он уже ясно понимал, что не хотел этой ясности и определенности, не хотел завершенности, всегда грозящей длинными и, в общем-то, бессмысленными разговорами, попытками примириться и все начать сначала, начать то, что уже себя безвозвратно исчерпало. И это при том, что оба уже знали – будущего просто нет и быть не может.
…
– Почему ты мне ничего не говоришь?
– Разве?
– Если и говоришь, то почему я этого не слышу?
– Действительно?
– Ты хочешь сказать, что у меня что-то со слухом?
– Ну вот видишь. А ты спрашиваешь почему я ничего не говорю? Я же спрашиваю…
…
– Нет, это я спрашиваю.
– Но я же отвечаю.
– Странно. Мне казалось, что говорить, спрашивать и рассказывать это три разные вещи.
– Возможно. Об этом стоит подумать.
– Может быть подумаем вместе?
– Почему бы и нет?!
– Вот и договорились. Давая вечерком все и обсудим.
– Согласен.
…
И когда они успели научиться так разговаривать?! Ему казалось, что лучше всего они разговаривали молча. Или нет. Нет, да, лучше всего было тогда, когда они занимались любовью. Впрочем, когда они последний раз занимались любовью? Да и было ли это любовью? Уже трудно сказать. Наверное, тогда это они так и называли. Друг для друга. А вот как они это называли для самих себя? Надо вспомнить.
Да было что-то, но скорее, конечно, не любовь и не страсть. Как, то, что было, не называй, не может стать тем, о чем мечталось, а потом хотелось, и что незаметно, как-то само собой, плавно, перешло во что-то иллюзорно-недостижимое, превратившись в смешные и нелепые телодвижения. Да первый, второй и энный раз были вопросы – ну как ты?, тебе понравилось?, тебе было хорошо? И вот это, самое нелепое, что могло быть в этот момент – спасибо. Он не знал, что сказать, что ответить и в первые мгновения лихорадочно искал ответа. Так и не найдя, просто молчал. А все испытанное как-то тихо и беспомощно тонуло в этом молчании.