Я сейчас с такой любовью задумался обо всём этом, что уже начинаю сомневаться, не зря ли ввязался в спор. Владек считает, что дневник – это, во-первых, бессмысленно, а во-вторых, опасно. И если первое утверждение просто неправда, то над вторым я не раз думал. И не я один, Сэм поначалу боялся, что я потеряю свои записи, что их кто-то найдет, и наше проклятье перестанет быть тайной. Его страхи были пустыми, но тогда я решил пойти на поводу: целый год я писал о нас, как о двух сестрах, называя проклятье боязнью крыс, чтобы успокоить Сэма и доказать, что я не могу потерять дневник ни при каких обстоятельствах. Было весело, а еще тот дневник был единственным, отрывки из которого я читал вслух, ибо зачинатель сия действа нашел такой способ шифровки забавным и ему было интересно слушать получавшиеся бредни. Но это все прошлая жизнь, где мою спину было кому прикрыть, сейчас же, когда я один (безусловно, один, Владек и любой другой из тех, кого я встречу, убьют меня, не колеблясь, если им станет известно о проклятии)… даже не знаю. Дневник я в любом случае попробую какое-то время не вести, потому что меня взяли на слабо. (прим.: следующие листы исписаны стихами на самые разные мотивы, в этой версии они отсутствуют, так как опыт показал, что менять язык поэзии – дело совершенно неблагодарное. На этих страницах почерк постепенно теряет свою каллиграфичность и становится более размашистым, обратные изменения и возвращение прежней аккуратности происходят спустя несколько описаний повседневности. Помимо слов песен несколько раз встречались зарисовки птиц, Первый явно не умел работать с тенями, но линии были ровными и плавными. Каждое стихотворение датировалось, как и самые непримечательные рисунки.)
10 сентября
Как же я рад, что этот день настал. Хочется рассказать, что происходило всё это время, но я боюсь, что у меня не хватит терпения, да и, когда я смотрю на стихи, в памяти сразу всплывают все обстоятельства, при которых они были созданы. С Владиславом наши дороги разошлись, потому что он встретил девушку, на которой захотел жениться. В принципе ничто не мешало вернуться к моей привычке сразу после нашего прощания, но уговор есть уговор, да и жалко было сдаваться, когда оставалось потерпеть всего пару недель. Возлюбленная Владека – красивая тихая девушка, и, наверное, это все, что о ней можно сказать. Многим этих качеств уже достаточно, так что мне остаётся только порадоваться за товарища, да и кто я такой, чтобы судить о том, о чем совсем не имею представления.