Этот первый вечер в Салониках – номера по соседству, балконы разделены перегородкой из толстого матового стекла, но если подойти вплотную к ограждению, вполне можно обменяться впечатлениями о раскинувшемся внизу древнем городе, освещенном холодным электрическим светом фонарей и витрин, – и ее тихий смех в ответ на предложение прогуляться по карнизу, и смущенные улыбки, обнажающие белую полоску зубов над целомудренно запахнутым белым же шелковым халатом-кимоно, и любопытные взгляды из-под ресниц… Что же она сказала?
«Иногда мне кажется, что я проживаю чужую жизнь, не свою. Жизнь персонажа, созданного моим собственным воображением. Да, воображение мое, но жизнь – нет».
«Персонаж, созданный вашим воображением, – это набор ваших представлений о себе? Образ себя?»
«Роль, которую я играю. Но кто я в действительности?»
«Нельзя увидеть себя изнутри. Оценка всегда подразумевает дистанцию».
«Знаю. Что же делать? Обратиться за помощью к другому человеку? Но где гарантия, что он воспринимает меня такой, какая я есть? И что ответом на мой вопрос не станет описание образа меня, но только созданного его воображением? Набор его представлений обо мне».
«Обратиться к другому – хорошая мысль. Но только не за тем, чтобы он рассказал вам кто вы, а чтобы в процессе общения каждый из вас узнал кое-что о себе».
Мерцающий слева залив Термаикос. Воздух, насыщенный морской солью. Все средиземноморские города имеют этот особый, неповторимый запах, в котором испарения от прогретой солнцем земли смешиваются с морскими ветрами и ароматами душистых трав. Угловой балкон соседнего здания, где цветет пышным цветом розовая герань – мысленно Константин окрестил ее «мечта тети Нюры», – и после того, как увидишь однажды такую герань, называть геранью убожество, произрастающее в горшке на подоконнике московской квартиры, просто язык не поворачивается. Звезды, близкие как нигде и никогда раньше, напоминающие о беспредельности космоса и ограниченности человека.
«Позвоните мне утром, пожалуйста. Я боюсь проспать».
«В восемь?»
«В четверть девятого».
«Так вы сова?»
И снова этот смех, сконфуженный и одновременно шкодливый – смех круглой отличницы, примерной девочки, застигнутой за просмотром порнографического журнала.
«Вы про то, что все люди делятся на…»
«…сов, – подхватил он, – которые поздно ложатся и поздно встают; жаворонков, которые рано ложатся и рано встают; и дятлов, из-за которых совы рано встают, а жаворонки поздно ложатся».