– Папа, я не буду снимать погоны, – твердо сказал он отцу.
– Пожалуйста, я прошу тебя, – ответил тот, – так надо. Поверь мне. Это не потому что ты слабый. Ты все равно и сейчас и всегда будешь намного сильнее, чем они. Просто иногда нам приходится делать то, что мы не хотим.
Алексей помнил, что он (у кого и игрушечное ружье-то давно отобрали, и погоны снять заставили, и кому не позволяют выходить за забор) все равно сильнее всех этих взрослых, угрюмых, так редко улыбающихся людей, не выпускающих из рук тяжелые винтовки. Он помнил это, когда, разозленный, что они взяли да и сровняли с землей ледяную горку (ту, что Алексей старательно строил с сестрами целый день и которая успела подарить им немало минут настоящего, уже забытого, веселого смеха), в желании доказать, что он сильнее, в стремлении, чтобы все они поняли это, Алексей превратил в ледяную гору лестницу в доме и принялся скатываться по ступенькам, нарочно изображая радостный смех, чтобы они знали, что ничего не смогли отобрать у него.
Эта игра закончилась сильным ушибом, и теперь Алексей беспомощный лежал в постели, мучаясь невыносимой болью, не в силах повернуться или хоть приподнять голову.
– Мама… мамочка, скажи, ты ведь меня не оставишь? ни на минуточку? – руки его в страхе сжимали край маминого платья.
– Нет, мой хороший, как я могу… Я никогда, ни за что не оставлю тебя одного. Ни на секундочку.
До того как она отправится вслед за супругом не зная куда, насколько, оставив больного сына, – оставалось ровно два дня.
…А может, отчасти дело было еще и в том, что приехавший комиссар одет был в матроску, чем сразу вызвал у Марии воспоминания о морском офицере Деменковском. Старшие сестры, бывало, называли ее «госпожа Деменковская», подтрунивая над тем, как сильно Маша увлеклась этим молодым человеком. Статный красавец, военный, обладающий приятными манерами и проявляющий личное заботливое участие к Марии, стал частым гостем ее мыслей. В сердце девушки зарождалось уже большое, настоящее, искреннее чувство, сокровенность которого она прятала, однако, от сестер, легко поминая имя Николая Павловича в шутливых, насмешливых разговорах, где слово «невеста» звучало, казалось, лишь ради забавы. Но она ждала каждой новой встречи с этим человеком и неустанно молила Бога о том, чтобы война пощадила его. Мысль о том, что когда-нибудь может не стать хорошо знакомой, кажется, одному только ему свойственной улыбки, взгляда его, удивительным образом наполняющего теплом все ее тело, – мысль об этом была невыносима.