Но все же слегка побеспокоить их стоило, какую-то заинтересованность свою проявить. И чуточку обозначиться – куда ж они рыпнутся без меня?! Должны чувствовать – фильм-то не примут без меня!
– А скажите (что бы такое спросить?)… – а вот та фигура в белом, что лежит в луже крови, в номере отеля… Это кто?
Люди за столом недоуменно переглянулись. Мне показалось – они даже были оскорблены бестактностью моего вопроса.
Седой красавец во главе стола (может быть, даже режиссер фильма) изумленно посмотрел на меня.
– Что значит – «кто»? Это теперь вы нам должны сказать!
– Ясно.
Я все понял. Диалог состоялся.
– Можно приступать? – спросил я администратора.
– Погоди! Зачем приступать?.. Салман Ахмедович говорит, что сейчас мы покажем вам город!
Опять! Салман Ахмедович этого не говорил: опять это почтительное угадывание мыслей начальства! Надеюсь, и мои мысли он тоже читает: не только одни музеи мы посетим?
И на том же раскаленном, пропахшем бензином, «рафике» мы поехали в город. Ташкент мне понравился. Все мы тогда знали, что после землетрясения 1966 года город восстановлен усилиями всей нашей страны, включая и Ленинград, и именно тогда на месте рухнувших старых домиков появились бульвары с красивыми домами, по которым мы сейчас проезжали. Посмотрели и старинные здания – медресе Кукельдаш, мавзолей Хазрати Имама – ажурные арки, мозаичные купола, но еще больше мне, как человеку простодушному и неискушенному, понравилось новое: Музей прикладного искусства, театр Алишера Навои, сделанные в старинном стиле, но более яркие. Понравилась площадь Независимости, с серебристым глобусом Узбекистана, как его ласково называли местные, и особенно глянулись многочисленные водные каскады, целые водопады освежающих фонтанов в окружении радуг.
Отдыхали мы в чайхане «Голубые купола», лежали, сняв ботинки, на пестрой кошме, рядом булькал арык. Сначала принесли чай в большом сине-белом чайнике, потом местный желтый сахар кусками. Разговор шел неторопливый и вкрадчивый, но при этом – жесткий. Как-то я вдруг оказывался «крайним» во всем этом деле, единственным виноватым. Они долгое время наслаждались, снимая непонятно что, – точнее, понятно что: лишь то, что им нравилось – яхты, рестораны, баб, – а теперь я был должен за небольшую плату слепить из этого фильм про детей, помогающих чекисту. При этом и дети, и сам чекист сняты были исключительно скупо, а на досъемки, как объяснил мне администратор, остались гроши. Но при всем том тепло, ароматы, журчание арыка дарили покой и блаженство, и главное – непоколебимую уверенность, что все будет хорошо. С этим чувством я и подписал бумаги, и получил некоторый аванс.