– Говорят, что всякий отважен, защищая свою жизнь, кто бы ни напал на него. Но истинно храбрым я назову мужа, готового биться с любым ради добычи и славы. Если кто-то посмеет утверждать, будто Харальд, сын Хельги, не из таких удальцов, я первый зарублю его своим мечом. Мой отец, да пирует он вечно в Вальхалле, говорил мне, что слову Харальда можно верить, как руке друга. Многие из вас, верно, помнят об их уговоре, заключенном три зимы назад. Всем ведомо, что ярл сразил двух конунгов. Пусть расскажет нам, как одолел третьего!
Харальд ярл поднялся с места, поклонился конунгу и ответил ему так:
– Благодарю тебя, конунг, за добрые слова. Но еще больше меня радует, что ты не забыл о слове, данном твоим отцом. И все же правду говорят люди, что одно дело – доблесть, а другое – удача. И ничто не поможет человеку, если он идет против судьбы. Поэтому, прежде чем сказать тебе, конунг, позволь мне спросить Геруту Красу Данов. Что она теперь думает о словах, сказанных ею три зимы назад?
Харальд конунг был очень недоволен тем, что ярл обратился прямо к его сестре. Но многие гости и до этого засматривались на дочь конунга, а после слов Харальда все глаза разом обратились к ней. Видя такое дело, конунг велел княжне ответить. Будто лебедь в потоке света, взлетая в любовных взглядах мужчин, Герута поднялась с почетной скамьи и высоким звонким голосом произнесла:
– Как нет у меня двух языков, так нет и двух клятв, храбрый Харальд! Я дала обет Фрейе выйти за тебя замуж, как ты сразишь трех конунгов в честном и равном бою. Что суждено – того не миновать. Если ты еще не победил третьего конунга, я согласна ждать, пока ты не сложишь его меч и шлем к моим ногам!
Гости с одобрением встретили ответ княжны, что еще больше пришлось не по душе конунгу Харальду Боевому Зубу. Подняв руку, чтобы люди замолчали, он обратился к ярлу, всем своим видом показывая, что ждет его ясного ответа.
– Довелось мне в начале лета, – сказал тогда Харальд ярл, – охотиться на медведя. Сошлись мы с ним один на один, и никогда не видел я зверя, больше и сильнее этого. Я уже не думал выйти живым из боя, да выручила моя секира. А как умирал тот медведь на моих руках, стало жаль мне его, словно лучшего друга. Поэтому оставил я в память о нем его большую голову и самый длинный коготь…