– Мои поздравления, – сказала она.
В ее голосе не было ни тени горечи или ревности, в нем прозвучала усталость.
– Ты – тот самый крестьянин, который им нужен, – добавила она.
«Крестьянин» – одно из слов, запрещенных после Революции, за исключением употребления в историческом контексте. Не помню, чтобы Энни когда-либо произносила его раньше. Точно не в отношении себя.
И не в отношении меня, хотя официально я относился именно к этому сословию все то время, что мы были знакомы. Этот ее промах я осознавал еще со времен приюта, когда еще не слишком хорошо умел скрывать свое истинное происхождение, однако с тех пор она продолжала хранить молчание.
Я заговорил, пытаясь унять нарастающее беспокойство:
– Это не так… Атрей никогда не стал бы об этом думать…
Запрокинув голову, Энни изучала потолок.
– Атрей стал бы. Ему нужны наездники в Четвертом Ордене, которые пройдут испытания у элиты.
Четвертый Орден – подразделение, которое должны были основать четыре наездника, победившие в сегодняшних состязаниях. Вхождение в Орден станет свидетельством того, что эти четверо – самые искусные наездники из тридцати двух стражников в корпусе. И это самое высокое звание во флоте после Первого Наездника.
– Ты говоришь о…
– Я говорю о преемственности.
Я замер, услышав это слово, а у Энни заметно перехватило дыхание из-за того, что она осмелилась произнести его вслух.
Прежде чем Атрей мог бы закончить свое правление, ему необходимо было выбрать преемника среди лучших и умнейших стражников. Следующего Защитника. И выбирали в основном из Четвертого Ордена.
– Он думает о преемнике, – повторила Энни, – и ему нужны крестьяне, которые ведут себя не как все.
Я ответил сквозь стиснутые зубы, туже затягивая ремни нарукавника:
– Ты ведешь себя не как все.
Энни слабо усмехнулась. Мы знали, что это неправда. Я догадывался, что было написано в ее досье в министерстве: Энни отличается излишней почтительностью, чересчур сдержанна и не умеет выступать на публике. Сколько я ее помню, она была лучшей ученицей в классе, но никогда не поднимала руку.
Она могла бы все это преодолеть. Попытаться обрести уверенность в себе, потому что у нее был огромный потенциал. Но как она могла что-то изменить, как могла даже подумать, что возможно что-то поменять, после такого сообщения из министерства?