однажды сказала она) – только посмотрела жалостливо.
Он хотел сына. Сына – учить тому, что знает, учить учиться тому, чего не знает. Дочь он ничему не мог научить – она уже знала больше его. И он хотел сына, потому что он мужчина. Проще простого. Он вспомнил вдруг, как накатило, когда он коснулся головы Натана. Вот такие вещи и лишают жизненных сил навеки.
Да и вообще, сказал он Джози, с каких это пор двенадцать – подросток?
– Подросток – это тринадцать, четырнадцать, пятнадцать. Ей всего двенадцать.
– Тут важно, что двузначное число, – обронила Джози. – Они теперь начинают рано.
– Что начинают?
Сам Джексон пережил подростковый возраст, даже не заметив. В двенадцать мальчишка, в шестнадцать пошел в армию и стал мужчиной. В промежутке бродил долиною смертной тени[40], и утешаться ему было нечем. Он надеялся, у дочери эти годы будут солнечными. В кармане куртки лежала ее мятая открытка – в каникулы она ездила на школьную экскурсию в Брюгге. На открытке – живописный канал и старые кирпичные дома. В Бельгию Джексона никогда не тянуло. Открытку он переложил из старой кожаной куртки в маскировочную «Норт фейс», сам толком не знал зачем, – но послание дочери, хоть и банальная принудиловка («Милый папа, в Брюгге очень интересно, тут много красивых зданий. Идет дождь. Съела гору картошки и шоколада. Скучаю! Люблю! Марли ХХХ»), выбрасывать как-то неуместно. Правда скучала? Жизнь ее так полна, подозревал Джексон, что его отсутствие незаметно.
Всклокоченная овца, видавшая виды баранина, решительно воздвиглась на дороге, будто наемный стрелок в ожидании, когда наступит ровно полдень. Джексон притормозил, остановился и подождал. Овца не шевелилась. Он подавил на гудок, но овца и ухом не повела, жевала себе траву, безмолвная, как дряхлый табачник. Может, глухая. Джексон вылез из машины и угрожающе посмотрел на овцу.
– Ну, ты стрелять будешь или «Дикси» свистеть?[41] – спросил он.
В глазах у овцы мелькнул интерес, затем она снова задвигала челюстями.
Он попробовал ее сдвинуть. Овца сопротивлялась, упираясь всем своим глупым весом. Почему она его не боится? Он бы на ее месте испугался.
Потом он попытался сдвинуть ей зад, ухватиться покрепче и переставить ей ноги, но не вышло – овцу как будто приварили к земле. Лоб в лоб тоже не получилось. К счастью, вокруг ни души – никто не видит этот нелепый спарринг. А врезать ей между глаз – это этично? В поиске новых тактических решений Джексон отступил.