«Что ей сделалось, – думаю я. – Мимо скольких вещей до этих слёз она смогла пройти мимо».
Губы девушки сжаты в упрямую линию, а глаза полны слёз. Нежность, оберегаемая силой. Не знаю, чего мне хочется: близости с ней или дружеского участия. Она вся контраст. Произведение искусства. Худая, как балерина. В лосинах, чёрном топе, поверх которого надет большой не по размеру свитер. Изящная, даже артистичная, и такая простая в своём неприкрытом побеге. Если положу руку на её плечо, то сдержусь ли от того, чтобы не коснуться губ?
Я смотрю на незнакомку. Неожиданно чувствую на себе чей-то взгляд, и замечаю Луизу!.. Она смотрит на неё, на меня. И будто бы даже на киноленту моих мыслей. А я не чувствую смущения перед ней. И в этом момент влюбляюсь. Влюбляюсь в мою Луизу.
Что касается девушки, мы познакомились. Она действительно оказалась танцовщицей. Современный балет. Выступала в самых разных кулисах; тем вечером – на уличной сцене. (Не представляю, как бы они справились, если бы не кончился дождь). Мы (уже вместе с Луизой)подошли после концерта. Алина, как оказалось, также запомнила нас по встрече в кафе. И,подобно нам, не смутилась.
В тот вечер не удалось никуда сходить вместе. Рабочий день Алины не ограничился концертом. Наверное, и к лучшему, мы с Луизой, едва познакомившись, хотели быть вдвоём, впервые взяться за руки, впервые не отвести смущённо глаза. Помню, мы пошли в парк аттракционов, наступил сырой после дождя вечер, народу почти не было. Гуляли в нашем парке в лучах сохнувшего солнца, то тут, то там жёлтые лучи узкой полосой освещали какой-нибудь конкретный предмет: пластмассовую гриву лошади, дверную ручку кофейного ларька, фигурку гнома, украсившего фонтан. Мы были одни, мы были вдвоём, взрослые, но как дети, впервые влюблённые. Мне всё думалось, когда же взять её за руку. Она взяла первая.
В балетном классе происходило то, чего я не знаю. Можно предположить и наверняка догадаться, что танцоры сидели прямо на полу, по-турецки, или, прислонившись к стене, обсуждали концерт. Один из них, парень с кудрявой шевелюрой, растягивался у станка. Вошёл руководитель, все замолчали, он что-то говорил им, что-то хорошее. Алина, наверное, сидела за чьей-нибудь спиной, ничуть не заботясь о том, чтобы её непременно заметили и похвалили по имени. Но, думается мне, эта её уловка срабатывает в точности да наоборот: все ждут похвалы от неё самой.