– Что стряслось у вас, Мила? Весь вечер за вами наблюдал. Что-то тревожит вас. Вы к кому в Ленинград едете?
Его голос звучал мягко и сочувственно. В нём слышалась неподдельная забота.
– Ни к кому, – отчего-то сразу, не раздумывая, ответила она, обернувшись к нему.
Евгений Аркадьевич встал рядом, близко, коснувшись при этом, будто случайно, своей грудью её спины, отчего по ногам Милы пробежала противная мелкая дрожь. Ей снова стало неловко… Он постоял молча… – её неловкость усилилась – потом тоже глубоко вдохнул воздух и лёгким касанием руки вдруг поправил её растрепавшиеся на ветру волосы. Она вздрогнула, а он, как будто не замечая этого, задумчиво произнёс: – А я вот смотрю, что ничего вы Милочка, о себе так и не рассказали, кроме того, что гостили у мамы и возвращаетесь в Ленинград. Странным мне это показалось… да и Алевтине моей – тоже. Каникулы еще не закончились, а вы – в Ленинград… Вы не стесняйтесь, можете рассказать. Возможно, вам, дорогая моя, помощь нужна… Так мы с Алевтиной поможем – у нас у самих дочка вашего возраста. На экономическом факультете учится. Сейчас у бабушки в Херсоне… Так хотите рассказать?
Его голос баюкал: тихий, мягкий, искренний… «Милочка», «дорогая моя»… заботливый…
И она, загипнотизированная этим мягким, проникновенным голосом, всё-всё без утайки ему выложила.…
…Было уже далеко за полночь, когда оба, стараясь не шуметь, вернулись в купе.
– Не разбудить бы Алевтину! – шепнул Миле в самое ухо Евгений Аркадьевич, слегка коснувшись его своими тёплыми губами… Его дыхание обожгло ей щеку – и по телу Милы снова пробежала дрожь… А он, не спрашивая, тут же крепко взял её за талию, на секунду придержал, чуть прижав девушку к себе, и подсадил на верхнюю полку… помог ей устроиться, заботливо накрыв простыней, и спросил, не надо ли опустить штору на окне. Мила была от всего происходящего в какой-то прострации – никто и никогда так о ней не заботился. Мать всегда была строгой и неласковой, отец ушёл, когда Миле едва исполнилось восемь лет…
Она не сразу даже поняла, о чём её спросил Евгений Аркадьевич.
– Опустить шторку на окне? – очень тихо переспросил он, вплотную приблизив к ней свое лицо.
И на этот раз Мила отчего-то не отстранилась от него. Она лишь спохватилась и тоже чуть слышно, словно они уже были заговорщиками (от кого только?) – ответила, что лунный свет ей не мешает.