Потом упавшим, тоскливым голосом, добавил:
– А ведь нам так хорошо могло бы быть…
Повернулся, и качнувшись как пьяный, вышел из парадной.
Стукнула входная дверь.
…Она медленно сползла спиной по колючей от потрескавшейся краски стене и жёстко шлёпнулась попой на холодный, цементный пол. Этот пол привёл её к настоящему. Появилось смутное понимание присутствия окружающего её пространства. Снова завоняло кошками и немытым полом. Замызганная лампочка, казалось, ехидно подмигивала ей. …И полумрак постепенно стал проясняться.
«Что обо мне подумает тетя Шура?» – в ужасе подумала она. Это была первая живая эмоция и мысль.
И вслед за ней – другая: «Нет, не умерла я».
И внезапно она снова ощутила его нервные, жадные, шевелящиеся и больно давящие пальцы у себя в трусиках.
Ей стало жарко, жалко себя и одиноко…
Ну зачем всё закончилось?!
«…Господи! Уже ведь ночь! Тёте Шуре рано утром на смену. Хорошо, что ключи мне запасные отдала».
Она торопливо, в лихорадочно-радостном возбуждении (и откуда оно, и почему?) почти бегом, поднялась к себе на этаж и на ощупь, ключом, открыла дверь. Было темно, тихо. И пахло блинчиками.
«Тётя Шура ждала меня», – без сожаления подумалось ей. Она тихохонько прокралась на кухню и щелкнула выключателем небольшого бра на стене. Да, блинчики, накрытые салфеткой, на столе. И стакан молока.
Накинулась на эти блины, проглатывая и давясь, и снова проглатывая и давясь. Жадно поедала их, пока вся тарелка не опустела.
– Ух! – выдохнула. Легонько, кончиками пальцев, потрогала все еще горевшие губы и улыбнулась загадочно самой себе. Плавно потянулась, с удовольствием изгибаясь всем телом и ощущая это своё тело совсем другим. Каждая косточка, каждая мышца его дрожали, рождая тонко-щекотную вибрацию где-то глубоко-глубоко внутри, и плотно-плотно – внизу живота.
Подумала возбуждённо: «Как интересно», – и хлебнула молока.
«Всё. Спать!»
***
…Она мгновенно проснулась, как от резкого тычка в спину.
В комнате стояла прозрачная утренняя тишина.
Лоб упирался в ворсистую спинку дивана, о щеку ласково тёрлась белая наволочка подушки, а внизу живота опять что-то плотно-плотно задрожало и сжалось. Сердце удушливо заколотилось в горле – в комнате кто-то был.
Спиной, и как-то ещё – по-звериному – она ощутила чужое присутствие, хотя по-прежнему было очень тихо.