Снежка. Часть 2. Морозко-Никола - страница 2

Шрифт
Интервал


– Николай, мы тебя с матушкой очень любим и хотим, чтобы ты жил, жил так, чтобы нам с матушкой там – показав пальцем и взглядом наверх – не было стыдно. Людям помогай да про Господа Бога не забывай. Работай – не ленись, работа любую тоску прогонит. Богу молись, а найдёшь свою любовь – женись. А мне пора к моей Аннушке. Не сердись, – сказал и Богу душу отдал.

Николе, конечно, тяжело было остаться совсем одному. Завыл, заголосил как потерявшийся телёнок… Похоронил он отца. В доме тишина, пустота, всё напоминает о родителях. Слёзы душат, льются ручьём, тишина на уши давит, из рук всё валится. Впал в тоску Никола, сел на пол в углу и зарыдал. Прорыдал весь день, так и уснул там. Проснулся поздно ночью от жуткого холода. Слышит, кто-то по дому ходит и говорит чуть приглушённым девичьим голосом:

– Какой чудесный дом, как тут красиво, и нет никого, подправлю всё морозцем, и он будет моим. Ха-ха.



И видит из своего угла, где уснул, Никола девицу-красавицу. Бледная, от ночного света прямо синюшная, чуть светится. Глаза голубым ледяным светом сверкают. Волосы белые волнами распущены, сверху диадема кристаллами переливается. И платье на ней словно из лёгкого шёлка, а рисунок – будто тонкий лёд с реки сняли да из него платье и сшили. При каждом её шаге узор студёный переливается, а где ступит ножкой, там поверхность ледком подёргивается. В руках у неё кисть: где проведёт ею, там рисунок морозный расходится в разные стороны.

Никола сидит, не шелохнётся, зачарованный красотой девицы и её работой. А узор морозный хоть и красив, да цепок, так и врезается в каждую половичку, в дубовую мебель, что отец делал, в стены, в резную посуду, что мать расписывала, во всё, что Николе было так мило и дорого. Врезался и вмиг всё покрывал холодом. Вот ледяной узор укрыл и иконостас, где давно погасла лампадка, и печь, где уже сутки как не трещал, не горел огонь. И всё ближе и ближе подбирался к Николе. Морозный рисунок вцепился ему в волосы, в подогнутые ноги, руки и подбирался к его сердцу. Никола, не замечая леденящего холода, стал снова засыпать, пожалуй, уже навсегда… «Сыночек! Николка! Проснись!» – кричала мать. «Николай!» – звенел, как колокол в ушах голос отца.

Никола очнулся, вскочил на ноги. Стараясь не смотреть по сторонам, насколько ещё хватало сил, побежал к иконостасу. Колючие иголки пронизывали всё тело, руки, ноги. Николай окоченевшими пальцами схватил спички, чиркнул о коробок, ещё, ещё раз – получилось! Зажёг фитиль лампадки. Тусклый свет озарил иконы Божьей матери и Иисуса Христа. Никола перекрестился, подлил лампадного масла и только тогда огляделся…