Она рассказывала мне, что смех сегодня уже перестал быть жизнерадостным, и выполняет функцию защиты, истерической защиты. А я поддержал тему, что быть может это было так всегда и лишь некоторым удавалось перевести его в другую плоскость, радость стала идеологией и потому превратилась в мираж, и люди, несущие улыбку по приказу, становились призраками. Печаль оказалась более правдивой, а люди с грустными глазами, более честными, а я обязательно найду такое средство, напиток, газ, изображение от которого мы станем счастливыми, даже с печальными глазами.
Но пока что она, ту которую я любил и мучал или мучился от того что… от того что она была отражением меня – любившего только себя, свой мир, свой дар, где единственной ценностью были собственные мысли, представления, взгляды, а все другое было ложью и иллюзией. Я смотрел в нее как в себя самого и ужасался, толи тому, что вижу в себе, толи тому, как она выражала меня, толи тому, в кого она превращалась от моего влияния. Последнее было самым отягощающим. Да, она становилась мною, освобождая меня от самого себя, давая шаг вперед к себе другому. Это меня привязывало к ней, в этом я чувствовал больную привязанность, в этом я видел свой стыд, в это было мое спасение, на этой гремучей смеси расцветала любовь, сжигающая нас, безысходность и отчаяние от этого огня, убийственная мрачная цель – ничто.
Мы шли к свету. Быть последними единственными кто еще это делал, навевая страх на окружающих поддерживая друг друга бранью и пересудами кто умней. Когда кровь остывала. Когда кровь остывала затевали игры не на жизнь, а на смерть. Перепалки всегда кончались тем, что мы отворачивались друг от друга, но продолжали идти. Мы крепко спаялись в схватке к тьме, которая накрывала землю. У нас было свое предназначение. Мы не понимали его до конца, но значит, что оно есть и что в конце концов мы поймем ради чего все это. Мы делали больно друг другу, чтоб продолжать чувствовать, наши тела и души были изувечены. Наши мысли таяли и превратились с острый лед с пламенем. Мы сжигали и убивали друг друга словами, чтобы жить. Жить другой жизнью, не той которой жили все. Мы убивали друг в друге это, и жили другой. Совсем еще не познанной. Совсем еще неизвестной, но единственной, которая давала нашим бездыханным ртам глотки, где-то там существующего, духа.